Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения) - Коллектив авторов

(архиепископ) и его производные в этом масштабном историческом сочинении, составленном при дворе Альфонсо Мудрого, появляется в качестве описания источника информации: более 30 раз встречается оборот segun el arzobispo (оформляющий цитату из сочинения Родриго Хименеса де Рады De rebus Hispaniae)[795]. Рассказы, сохраненные «архиепископом», бесценны, но стоит обратить внимание на несколько упоминаний прелатов в тексте «Истории»: какие сюжеты, касающиеся епископов и архиепископов и встречающиеся у Родриго, изменились, что вошло в «Историю Испании», а что оказалось выпущено.

Для начала у нас есть масса сообщений о том, какую роль играли клирики в событиях, относящихся к правлению непосредственных предшественников Альфонсо. Я уже отмечал в другой работе, что «История» развивает сюжет о набегах, совершенных Мартином Лопесом де Писуэргой на посту архиепископа Толедского, и выбор выражений ясно свидетельствует о том, что автор одобряет прелатов, поддерживающих военные усилия короля[796]. И именно Родриго Хименес де Рада вместе с королевой Беренгелой обеспечивал политическую безопасность правлению юного короля Энрике, в котором главную военную роль играл граф Альваро Нуньес де Лара – благодаря этому триумвирату королю удалось сохранить трон и заслужить похвалу историографа, признававшего какая тяжелая им выпала задача[797]. После смерти Энрике в результате знаменитого инцидента с упавшей черепицей королева Беренгела добилась, чтобы престол достался ее сыну Фернандо III – для этого она послала к бывшему мужу дипломатов, которым даны самые лучшие характеристики: они прибыли со смирением, смогли добиться гарантий для своего сеньора и впоследствии возглавили благочестивую процессию, провожавшую останки Энрике, а трон покойного получил Фернандо[798]. Но сходство этих событий с превратностями судьбы, принесшими корону Альфонсо Х, обусловило необходимость в соответствующем изложении, и применительно к персонажам, не вошедшим в рассказ, молчание весьма красноречиво. Однако на раннем этапе события могли быть изрядно подретушированы, и в них могло получить отражение такое отношение к духовенству, которое менее подвержено изменениям нарратива.

Любопытно, что среди персонажей, удостоенных такого повышенного внимания, нет знаменитого духовного сподвижника Сида. В трех случаях, когда в «Истории» фигурирует Херонимо, его деятельность привлекает гораздо меньше внимания, чем в «Песни о моем Сиде», где этот герой играет важную, если не центральную роль. Я ранее уже обращался к изучению примеров, когда образ Херонимо в старокастильском тексте отражает инстинктивные представления того времени о надлежащем поведении клирика. Интересно, что отношения между Сидом и Херонимо описаны в более ласковом тоне, и на характер этих отношений есть лишь намеки, причем сказано, что об этом можно узнать об истории Сида[799]. А вот современник Херонимо Бернар такого лестного и иносказательного описания не удостоился. «История» называет его «мужем благочестивым, и святой жизни, и знатным клириком»[800]. Это не единственное описание Бернара, и в той же главе «Истории» сказано, что его очень любил Альфонсо VI. Но непосредственно за благочестивым описанием прелата, избранного архиепископом Толедским, следует история о том, как королева Констанса и Бернар превратили мечеть в церковь без разрешения Альфонсо VI. Это более пространная версия рассказа, взятого у Родриго Хименеса де Рады, и здесь подчеркивается, какое оскорбление нанесли королю прелат и королева, действовавшие из лучших побуждений, но недолжным образом[801]. Учитывая осложнения, связанные с деятельностью Виоланты Арагонской при дворе Альфонсо, и то, как прелаты королевства периодически объединялись против короля, маловероятно, что напряжение, связанное с нарушениями – какими бы незначительными или благонамеренными они ни были – не повлияло бы на пересказ этого сюжета[802].

Несмотря на сложность этих портретов, содержащихся в «Истории», у нас есть основания полагать, что, будучи составленными при жизни самого Альфонсо, они отражают царившие в то время представления о клириках. О самом Альфонсо сказано, что на похоронах его отца архиепископ Севильский, выступавший также его исповедником, отслужил торжественную мессу и произнес замечательную проповедь – совершенно очевидно, что для Альфонсо имело значение, как именно описываются похороны его отца[803]. Интересно, что хотя братья Альфонсо были архиепископами, похоже, их политическая деятельность была неприятна двору этого короля – особенно тот факт, что они жаловались папе на его покровительство наукам, а один из них снял с себя обеты, чтобы жениться на норвежской принцессе[804]. Это напряжение, по крайней мере, частично объясняет, почему прелаты, которые должны были играть ключевую роль в описании правления его отца, отодвинуты на второй план, и даже в Севилье главную церковную роль играет архиепископ Сантьяго[805]. Сам факт, что эти траектории исторического нарратива остаются в стороне, выдает напряженность, существовавшую в отношении позиции духовенства: в массе случаев духовенство могло играть ключевую роль в правлении королей и графов, но не реже оно участвовало в их свержении.

Систематический анализ упоминаний клириков в сочинениях Альфонсо Х может иметь очень большое значение, и теоретически больше всего данных может дать именно «История Испании». Однако, как и в предыдущих примерах с «Кантигами» и «Семью Партидами», сами по себе данные существуют в туманном мире королевского двора, где индивидуальные настроения, коллективная память и сильная эмоциональная напряженность накладываются друг на друга и влияют на тон и представление источников. В целом, формируется убеждение, что духовенство, как оно представлено в источниках, изображено в определенном соответствии с фактами и собственными воспоминаниями, но для самих авторов аутентичность имела больше значения, чем точность. В связи с этим мы имеем дело с абсолютно средневековым отношением к клиру в рассматриваемых текстах – это совершенно неудивительно, но на это стоит обратить внимание.

Заключение

Невероятный объем источников составляет одну из главных проблем, которые встают перед историком, сделавшим объектом своего изучения Альфонсо Х. Даже по сравнению с материалами, сохранившимися от предшествующего поколения, эти источники богаче, многочисленнее и влиятельнее. Одного этого достаточно, чтобы любые общие выводы были проблематичны. Настоящая статья не предполагает всеохватного подхода, а ставит две основных задачи, основанные на прочтении трех «авторских» комплексов материалов. Во-первых, духовенство в королевствах Альфонсо Х представлено преимущественно так, как этого можно было ожидать в других королевствах латинского христианского мира. Во-вторых, поскольку источники в этом макрообразце созданы на самом высоком уровне, задача отличить точку зрения высокопоставленных сановников от точки зрения самого короля усложняется тем, что они соединяются в самих источниках. Я постарался не столько сфокусироваться на Альфонсо Х и его вассалах, сколько показать, насколько часто клирики изображаются в кастильских и леонских источниках так же, как изображаются священники и епископы в других королевствах.

Из краткого обзора основных источников можно вывести кое-какие инстинктивные заключения, касающиеся этого периода. Священники были похотливы, епископы возглавляли