Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения) - Коллектив авторов

Появились отредактированные сборники и новые нормы, ставшие признаком позднесредневекового мира. Если другие компиляции того времени, вроде барселонских «Обычаев» (Usatges), отошли на второй план и их затмили более поздние кодексы, то «Семь Партид» Альфонсо Х и предшествующее им «Зерцало» содержали специфические законы и общие принципы, которые оказались невероятно стойкими и дожили до модерных времен[777]. Поскольку Партиды составлялись под руководством Альфонсо, у нас есть все основания предполагать, что многие настроения, зафиксированные в законах Партид, отражали идеи, царившие в то время при королевском дворе, а в некоторых случаях, возможно, и мысли самого Альфонсо.

Применительно к «Семи Партидам» верно, очевидно, первое из этих предположений, поскольку они явно представляют собой детище церкви и плод церковного права. Содержащиеся в этом памятнике соображения относительно религиозных вопросов служат особенно веским доводом в пользу О’Кэллэгена, который пришел к выводу, что Альфонсо Х пытался ввести нормы канонического права в свою судебную практику, так что церковь, если не переходила в подчиненное положение, то уж точно превращалась в партнера, над которым король мог иногда брать верх или даже напрямую контролировать его[778]. Хотя не весь материал Первой Партиды оригинален, его повторение людьми Альфонсо представляет собой акт воздействия на интерпретацию королевскими чиновниками ограничений канонического права в том виде, в котором его понимали при дворе. И действительно, в самом начале пятого титула, где описывается роль клира, речь идет о личном поведении прелатов, которое должно соответствовать высочайшим стандартам: «И потому мы должны считать епископов святыми, и повиноваться им, и почитать их, как тех, кто занимает место апостолов»[779]. Начав рассуждения на такой высокой ноте, авторы и в последующих законах пятого титула продолжают рисовать весьма своеобразный портрет клирика, служащего в администрации Альфонсо.

Конфликты между королями и епископами возникали в средневековом мире достаточно часто, так что мы можем заподозрить, что в Первой Партиде не зря уделяется столько внимания этому вопросу. Однако первая мера против прелатов направлена не против прелатов, а скорее в защиту их прерогатив. Признавая, что папа обладает особой и неприкосновенной властью и юрисдикцией, авторы круга Альфонсо пишут: «И если папа сделает кого-либо кардиналом, легатом или кем-либо иным, посылая его по своему поручению, и вручит ему общую власть во всем, что тот сможет сделать, то если он отдельно не назовет какую-нибудь из вещей, перечисленных выше, в которых у папы есть преимущество перед иными епископами, тот не сможет этого сделать, а, если и сделает, это не будет иметь силы»[780]. Заявление о том, что действия легатов в случаях, когда они не занимаются непосредственно тем, что им поручено, или особыми вопросами, зарезервированными за папой, не имеют силы, – это смелый шаг, и похоже, здесь сквозят воспоминания о легатах и кардиналах из числа окружения Альфонсо, которые вмешивались в дела, по мнению придворных, им не подобающие. Разумеется, речь идет о конфликте юрисдикций вроде того, что заставил короля Альфонсо VII Императора распекать Джачинто Бобоне в середине предшествующего столетия, и легаты нередко расплачивались за свои козни чем-то большим, чем легкое презрение.

Конечно, придворные юристы Альфонсо не только защищали клир от посягательств, но решались и на куда более смелые шаги. Закон 18 пятого титула оставляет королю право инвеституры во всем, кроме выбора конкретного прелата, замечая, что каноники должны передать церковные земли на хранение королю на время избрания нового прелата, а когда король утвердит предложенную ими кандидатуру, он вернет эти земли обратно. Все это, по мнению юристов, делается по трем причинам: во‑первых, поскольку короли Испании освободили земли от мусульман и превратили мечети в церкви; во‑вторых, потому что короли основывали церкви там, где их не было, и в‑третьих, потому что они осыпали церковь таким множеством благодеяний, что заслужили, чтобы к ним обращались с прошениями и считались с их требованиями. Эти привилегии в области инвеституры укрепляли прямую связь между королями и новыми прелатами, фактически делая их обязанными друг другу. Статус-кво такого рода сближал короля и духовенство, но одновременно, видимо, подчинял большую часть прерогатив духовенства королю. Даже если клир был склонен противостоять королю по более глобальным вопросам, менее существенные разногласия удавалось уладить благодаря существующим отношениям. Если не принимать во внимание отдельных особенно сварливых клириков, которые могли не соглашаться, можно предположить, что такое прагматичное решение вместе с передачей земли на хранение королю позволяло обойти требование, чтобы епископов после избрания назначал папа, официально не претендуя на право инвеституры.

Но при всех притязаниях на мирскую власть и стремлении удержать легатов дальше от власти, чем предполагали бы папские прерогативы, юристы Альфонсо, по-видимому, отреагировали на критику кардинала-легата Жана д’Абвиля. Еще в 1198 г. Иннокентий III ответил на вопрос епископов Осмы об ославлении клириков, живших с женщинами, немногословным, но крайне значимым постановлением о конкубинате духовенства. В законах 37–38 шестого титула юристы Альфонсо перечислили причины, по которым клирики не должны жить с женщинами (за исключением родственниц, известных добронравным поведением), даже если те лишь прислуживают в доме[781]. Из следующих законов ясно, что клирики, вступившие в брак до принятия обетов, должны разойтись с женами, избегать сексуальных контактов с ними и не допускать даже подозрений в чем-то подобном[782]. Саймон Бартон отмечал, что социальные и юридические тексты с большой тревогой говорят о сексуальных контактах между представителями различных религиозных групп, и можно предположить, что на границы внутри этих групп тоже обращалось большое внимание[783]. Вообще сексуальная мораль клириков, похоже, стала одной из основных тем Первой Партиды, что пробуждает подозрения по поводу крайней актуальности этого вопроса. Короче говоря, события, связанные с миссией, имевшей место в правление предыдущего короля, когда сам Альфонсо Х еще был ребенком, сохранились если не в королевской, то в коллективной памяти, и много лет спустя продолжали занимать короля и его придворных.

Законы, изложенные в «Семи Партидах», предоставляют намного больше материала, чем возможно осветить в предложенном предварительном анализе, но стоит остановиться еще на нескольких вопросах. Во-первых, король, похоже, был убежден, что если оставить папских легатов без присмотра, они станут неподобающим образом вмешиваться во внутренние дела королевства, и необходимо следить, чтобы они не стали играть слишком большую роль в политических играх в королевстве. Во-вторых, отношения между королем и его подданными представлялись юристам взаимодействием почти равных партнеров. Политические прерогативы Альфонсо держали прелатов в несколько подчиненном положении, но предшественники короля и, по всей видимости, сам король поддерживали их и «делали им много добра», так что воздаяние более или менее компенсировало ущерб. В-третьих, его,