Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

сообщают, что Ч. Стоддарт сначала подвергся порке, а затем был зарезан либо непосредственно в тюрьме, либо на ее задворках. После этого якобы А. Конолли было предложено принять ислам, от чего он отказался, заявив, что это не спасло его спутника от смерти, и в свою очередь был зарезан. И эта казнь будто бы вызвала негодование даже самих бухарцев, включая и приближенных эмира [Hutton, 1875, р. 303; Wolff, 1846, р. 260, 276], в чем, впрочем, последующие историки обоснованно сомневаются [Терентьев, 1875, с. 213–214].

Однако подобная «тайная» казнь, во-первых, противоречит беспрецедентно публичным «следственным действиям» бухарских властей, которые подробно освещались в посланиях самих английских офицеров, а также в переписке эмира Насруллы с иностранными властями. Во-вторых, европейцы, которые старались разузнать подробности смерти Стоддарта и Конолли, не находили недостатка в свидетелях их казни – из числа их спутников (также пребывавших в заключении и впоследствии освобожденных эмиром), жителей и представителей властей Бухары, включая вышеупомянутого мехрема.

Поэтому больше доверия вызывают сообщения о том, что эта казнь носила публичный характер. По некоторым свидетельствам, англичанам было приказано самим вырыть себе могилу [Хопкирк, 2004, с. 337]. После этого Ч. Стоддарт (как «изменник» эмиру) был казнен первым, а А. Конолли было предложено принять ислам, и после отказа, несомненно ожидавшегося бухарскими властями, он также был казнен. Казнь была произведена традиционным для Бухары способом: англичанам перерезали горло, а затем отрубили головы [Kaye, 1874, р. 136–137]. Дополнительные подробности приводит Й. Вольф: якобы приговоренные перед смертью простились и поцеловались, каждый провозгласил себя истинным христианином, после чего они и были казнены [Wolff, 1846, р. 248]. Однако, учитывая, что Вольф являлся миссионером и в целях распространения христианской религии среди «язычников», несомненно, приукрашивал многие события, его версию тоже следует воспринимать критически.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что расправа бухарского эмира Насруллы с британскими офицерами Ч. Стоддартом и А. Конолли, несмотря на несомненную жестокость, была оформлена как акт правосудия в полном соответствии с центральноазиатскими (и в более широком плане – тюрко-монгольскими) правовыми и процессуальными нормами и принципами. Казнь англичан не была проявлением спонтанной жестокости и произвола властителя Бухары, ей предшествовали длительная «оперативная разработка», сбор доказательств виновности шпионов и, наконец, официальное рассмотрение дела и вынесение приговора.

Иностранное подданство казненных европейцев ничего не значило в глазах эмира Насруллы по двум причинам. Во-первых, никакие принципы международного права (в европейском его понимании) во владениях среднеазиатских монархов не действовали. Во-вторых, подозрения, что Стоддарт и Конолли являлись шпионами, лишь подогревались активной позицией иностранных властей, причем не только британских, но также российских и османских.

Наконец, нельзя не учесть, что пленение, заточение и казнь английских офицеров пришлись на период провальной политики Британской империи в Афганистане, в результате которой среднеазиатские монархи убедились в ее уязвимости. Можно предположить, что при иных обстоятельствах арестованные офицеры могли бы быть переданы либо непосредственно британским властям, либо российским – в качестве «жеста доброй воли». Именно так произошло, в частности, с итальянскими путешественниками Меаццой, Гаваци и графом Литтой, которые в 1862 г. были также задержаны и брошены в тюрьму в Бухаре по обвинению в шпионаже – на этот раз эмиром Музаффаром (1860–1885), сыном и преемником Насруллы. Когда оренбургский генерал-губернатор А.П. Безак узнал об этом, он тут же приказал задержать многочисленных бухарских подданных в подконтрольном ему регионе, и «шпионы» тут же были отпущены [Жакмон, 1906, с. 77–79]. Принять столь решительные меры британские власти, только что понесшие тяжкие потери в Афганистане, не могли, а российские – не пожелали, поскольку не собирались жертвовать дружественными отношениями с Бухарой ради призрачной благодарности своего главного европейского конкурента в борьбе за контроль над Центральной Азией.

В результате в глазах и современного этим событиям мирового сообщества, и ученых последующих поколений Ч. Стоддарт и А. Конолли были «принесены в жертву британской дипломатии» [Погодин, 1845, с. 245; Grover, 1845, р. 46]. С точки зрения же истории судебного процесса обстоятельства их пребывания и смерти в Бухаре представляют несомненный интерес как отражение специфики местной «оперативно-разыскной деятельности», следствия, мер пресечения и суда.

«Смерть шпионам» – 2: к вопросу о гибели Адольфа Шлагинтвейта в Кашгаре

Гибель баварского ученого-естествоиспытателя Адольфа Шлагинтвейта в Кашгарии от рук местного самопровозглашенного правителя Валихана-тура в августе 1857 г. неоднократно привлекала внимание ученых и публицистов (см., например: [Марков, 1987, с. 265–267; Моисеев, 2001; Непомнящий, 2013, с. 308–312]). При этом нельзя не отметить, что она точно так же, как казнь Ч. Стоддарта и А. Конолли, воспринималась современниками и более поздними авторами в качестве примера жестокой тирании и произвола, царившего в Центральной Азии, правители которой были господами жизни и смерти своих подданных и всех, оказавшихся в их владениях (см., например: [Strachey, Edwards, 1859, р. 172; Куропаткин, 1877, с. 315]). Именно в таком виде интерпретировали трагическую участь А. Шлагинтвейта первые авторы работ о Кашгарии эпохи восстаний ходжей, к каковым относились и события 1857 г.

Так, российский офицер-разведчик и востоковед Ч.Ч. Валиханов, побывавший в Кашгаре в 1858 г., т. е. через год после убийства немецкого путешественника, пишет: «Как человек, подверженный постоянному курению хашиша, Валихан-тюре дошел до кaкoгo-тo сумасбродства и неистово предавался своим страстям; мания eго была жажда крови, он не мoг пропустить дня, чтобы собственноручно не изрубить несколько человек. На берегах реки Кызыла он воздвигнул пирамиду из человеческих голов и тщательно заботился о возвышении этого достойного его монумента; головы убитых китайцев и мусульман собирали во всех местах и отправляли к пирамиде. Многие значительные лица сделались жертвой eго лютости, в числе их без причины преданы были казни: Намэд-хан, бывший несколько раз кашгарским аксакалом и бежавший из Коканда, чтобы вступить в службу ходжи; артышский Халыкбек, один из самых храбрых и ревностных его сподвижников, нaxoдившийся в яркендском осадном корпусе, и, наконец, один европеец-путешественник», далее уточняя, что последним, скорее всего, был как раз Шлагинтвейт [Валиханов, 1985б, с. 152, 153].

Известный государственный деятель и ученый А.Н. Куропаткин, побывавший в Восточном Туркестане почти двумя десятилетиями позднее, вторит Ч.Ч. Валиханову: «…ко всему этому, Валихан отличался необыкновенною кровожадностью. Не проходило дня, чтобы несколько десятков жертв не были казнены. Сложив на берегу р. Кызыл-су пирамиду из человеческих голов китайских и мусульманских, Валихан-тюря деятельно заботился об увеличении этой пирамиды… Немецкий ученый Адольф Шлагинтвейт был в числе жертв, и его голова увеличила собою пирамиду. По сведениям, сообщенным нашим путешественником г. Валихановым, бывшим в Кашгаре два года спустя, Шлагинтвейта казнили за нежелание отдать ходже бумаги к коканскому хану, которыми он был снабжен из Бомбая» [Куропаткин, 1877, с. 315].

Однако эти авторы, на сочинения которых опирались все последующие ученые, не были свидетелями данного события, а получили информацию от местных жителей, в том числе и лично присутствовавших при расправе с европейцем. Например, тому же Ч.Ч. Валиханову об обстоятельствах гибели немецкого ученого рассказала, в частности, его чаукен («временная жена»), которую он взял себе по местному обычаю, поскольку, пребывая в Кашгаре, маскировался под