Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Фальшивки
Как должны выглядеть рассекреченные документы.
20 февраля, 2019 https://p-balaev.livejournal.com/2019/02/20/
Есть еще одна мелочь, которая очень напрягает, когда видишь фотокопии рассекреченных в архивах документов.
Дело в том, что мне лично, как и любому руководителю правоохранительного органа, пришлось в этой жизни и самому рассекретить очень много документов и еще больше разрешить, дать указаний о рассекречивании.
Причем, эта процедура регламентируется теми же самыми нормативными актами, по которым рассекречиваются и архивные бумаги. И происходит она одинаково. Сотрудник, у которого имеются на хранении секретные документы, исполняя законодательство, направляет своему руководителю докладную записку о необходимости рассекречивания, руководитель своим распоряжением либо формирует соответствующую комиссию, либо дает указание постоянно действующей комиссии по рассекречиванию.
Комиссия рассматривает документы и рассекречивает их с составлением соответствующего акта, который утверждается руководителем, разрешившим рассекречивание. Потом в журналах учета этих документах и в описях архивных дел проставляются отметки о том, что они рассекречены с проставлением номера и даты акта.
И, что особенно важно, на каждом рассекреченном документе проставляется штамп «Рассекречено» на котором, на самом штампе, также проставляется номер акта с его датой и подпись делопроизводителя.
Это единый порядок, действующий с незапамятных времен. По крайней мере, я с конца 90-х никогда не видел ни одного рассекречено документа, на котором не стоял бы штамп «Рассекречено» без указания номера акта. Да у нас бы и не один суд не принял в качестве доказательства ни одного рассекреченного документа без наличия положенных атрибутов на нем. А ФСБ, которая контролирует соблюдение сохранения гостайны во всех учреждениях страны, порвала бы нас на куски с лишением допуска всех, кто к этому был причастен.
И этот порядок, повторяю, определяется одними и теми же нормативными актами, что для секретных документов правоохранительных органов, которые рассекречивают при необходимости предоставления их в суды, что для архивных документов.
Но на большинстве рассекреченных исторических архивных документах, на штампе «Рассекречено» не указан номер акта о рассекречивании с его датой. Тем более, подписи делопроизводителя там не найдете.
Я ничего прямо не утверждаю, но вид рассекреченных из архивов документов, не имеющих обязательных атрибутов, очень сильно напрягает.
Признак подлинности документа.
28 февраля, 2019 https://p-balaev.livejournal.com/2019/02/28/
Один сегодняшний комментарий мне напомнил об одной забавной вещи. Причем, человек, который написал его, даже не соображает, какую глупость написал.
Он в комментарии разместил ссылку на архив МФД Яковлева с перечнем документов и предложил мне найти там хоть один не подлинный документ. Причем, он утверждает, что они все подлинные, потому что их исходники находятся в архивах.
Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Ведь на самом деле в историографии новейшего времени считается, что копия сделана с подлинного документа, если документ лежит в архиве. Понимаете? Это по-научному! Какая наука, такие и методы.
Можно из Эрмитажа вынести мраморные статуи, заменить их гипсовыми подделками и… гипсовые подделки становятся (УРА!) подлинниками.
Вы попробуйте картину даже из всемирно известного, с безупречной репутацией музея выставить на аукцион, как подлинник, не сопроводив ее экспертизой на подлинность. Вас даже к дверям здания, в котором проводятся аукционы не подпустят. Вы с таким же успехом можете пытаться продать на «Сотби» вырезанную из журнала репродукцию этой картины.
Вся разница между картиной и документом только в том, что в одном случае речь идет о деньгах, поэтому там настоящий, научный, так сказать, подход, а в другом — о пропаганде. Поэтому можно людей считать за ослов, которые должны верить, что архивы это такое святое место, в котором работают одни безгрешные ангелы, поэтому там всё настоящее, подлинное.
Только комплексная, независимая экспертиза с законодательно закрепленной ответственностью эксперта — только это может являться доказательством подлинности любого архивного документа. И это даже в абсолютно благополучной ситуации с архивным делом.
В этих наших архивах можно от смеха и помереть.
24 сентября, 2019 https://p-balaev.livejournal.com/2019/09/24/
Речь Сталина на заседании политбюро ЦК ВКП(б)
19 августа 1939 года
«Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать „модус вивенди“ с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный характер для СССР. Если мы примем предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Франции и Англии в эту войну станет неизбежным. Западная Европа будет подвергнута серьезным волнениям и беспорядкам. В этих условиях у нас будет много шансов остаться в стороне от конфликта, и мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.
Опыт двадцати последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию.
Германия предоставляет нам полную свободу действий в прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остается открытым вопрос, связанный с Югославией… В то же время мы должны предвидеть последствия, которые будут вытекать как из поражения, так и из победы Германии. В случае ее поражения неизбежно произойдет советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизированная Германия окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут еще достаточно сильны, чтобы захватить Берлин и уничтожить советскую Германию. А мы не будем в состоянии прийти на помощь нашим большевистским товарищам в Германии.
Таким образом, наша задача заключается в том, чтобы Германия смогла вести войну как можно дольше, с целью, чтобы уставшие и до такой степени изнуренные Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию. Придерживаясь позиции нейтралитета и ожидая своего часа, СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая ее сырьем и продовольственными товарами. Но само собой разумеется, наша помощь не должна превышать определенных размеров для того, чтобы не подрывать нашу экономику и не
