Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян
Бабий Яр. Реалии читать книгу онлайн
Киевский овраг Бабий Яр — одна из «столиц» Холокоста, место рекордного единовременного убийства евреев, вероломно, под угрозой смерти, собранных сюда якобы для выселения. Почти 34 тысячи расстрелянных всего тогда за полтора дня — 29 и 30 сентября 1941 года — трагический рекорд, полпроцента Холокоста! Бабий Яр — это архетип расстрельного Холокоста, полигон экстерминации людей и эксгумации их трупов, резиденция смерти и беспамятства, эпицентр запредельной отрицательной сакральности — своего рода место входа в Ад. Это же самое делает Бабий Яр мировой достопримечательностью и общечеловеческой трагической святыней.
Жанр книги — историко-аналитическая хроника, написанная на принципах критического историзма, на твердом фактографическом фундаменте и в свободном объективно-публицистическом ключе. Ее композиция жестко задана: в центре — история расстрелов в Бабьем Яру, по краям — их предыстория и постистория, последняя — с разбивкой на советскую и украинскую части. В фокусе, сменяя друг друга, неизменно оказывались традиционные концепты антисемитизма разных эпох и окрасок — российского (имперского), немецкого (национал-социалистического), советского (интернационалистского, но с характерным местным своеобразием) и украинского (младонационалистического).
А. Щербаков был в курсе поправок Александрова о Бабьем Яре, так как в посланный ему текст была чьей-то рукой заботливо перенесена решающая правка. После этого Шверник 25 февраля снова обратился к Молотову... «По Вашему поручению я согласовал проект сообщения с тт. А. Щербаковым и Н.С. Хрущевым. Прошу Вас разрешить опубликование в печати».
Молотов передал документ своему заместителю А. Вышинскому. Тот внес «маленькие поправки» на с. 3,6, на с. 4 исключил одну фразу. В остальном он был согласен. После этого 28 февраля 1944 года секретарь Молотова И. Лапшов послал Швернику записку: «Тов. Швернику. Можно дать в печать. И. Лапшов».
В тот же день Н. Шверник отправил чистый текст в ТАСС — разумеется, с новым вариантом страницы, на которой говорилось о Бабьем Яре. Так документально можно считать установленным «рождение» на уровне ЦК ВКП(б) официальной версии всех будущих упоминаний — или, точнее, неупоминаний об уничтожении евреев — вплоть до будущего сообщения об Освенциме. Отныне надо было писать только о «мирных советских гражданах» или «гражданах стран Европы».
Повторяю: киевское сообщение подписали вполне достойные лица — Павло Тычина и Максим Рыльский, пользовавшиеся высокой репутацией и чуждые любым проявлениям антисемитизма. Они безусловно знали правду о Бабьем Яре хотя бы от своих друзей-евреев — Леонида Первомайского, Саввы Голованивского, Квитко. Но я могу себе представить, что на возможные недоуменные вопросы тому же Тычине высокопоставленные члены комиссии могли ответить: позвольте, разве новая формулировка неправдива? Разве не были киевские евреи гражданами Советского Союза? Разве вы хотите лишить их сего почетного звания? И так далее...
Как бы то ни было, подписи были поставлены. Быть может, в неведении того, что за одной неправдой последует другая. В действительности за фарисейскими уверениями в признании за советскими евреями их гражданского равенства скрывался давно задуманный переход от прокламированного интернационализма к практическому национализму и будущему государственному антисемитизму[438].
Подытожим: еврейская трагедия в Бабьем Яру, сам Холокост под пером коммунистов-интернационалистов превратились в «тыкву» — в нацистскую репрессию против «местных жителей», а евреи в итоге в заявлении ЧГК даже не упоминаются. Тогда же, 1 марта 1944 года, выступая на первом заседании Верховного совета УССР с речью о страданиях советских людей под оккупацией, Н. С. Хрущев евреев тоже не упомянул[439].
Так что не приходится удивляться и тому, что в эмоциональной записке инструктора отдела рабочей молодежи Киевского обкома ЛКСМУ Боженко Бабий Яр упомянут дважды, а вот евреи — ни разу[440].
Советский пресс-показ и швейцарский пресс-конфуз
Не прошло и двух недель со дня освобождения Киева, как город посетила группа американских, английских и советских журналистов — в рамках так называемого пресс-тура, организованного скорее всего НКИД[441]. Киев — вернее, то, что от него осталось по состоянию примерно на 19-21 ноября, — показывали и о нем рассказывали архитектор Павел Алешин, поэт Николай Бажан (в то время заместитель председателя Совнаркома УССР), университетские врачи и другие.
Делегацию иностранных журналистов возглавлял Поль Винтертон, главный редактор лондонской газеты «Ньюс Кроникл»[442] и корреспондент «Би-Би-Си». В нее входили еще несколько североамериканцев — Билл Лоуренс («Нью-Йорк Таймс» и «Геральд Трибун»), Билл Доунз («Ньюсвик» и радио «Си-Би-Эс»), Генри Шапиро («Юнайтед пресс»), Морис Хиндус («Сент-Луис Пост Диспэтч»), Эдди Гилмор («Нэшнл Джеогрэфик Мэгэзин») и Джером Дэвис («Торонто Стар» и международное агентство новостей «Хёрст»)[443]. Заметки Лоуренса вышли в «Нью-Йорк Таймс» раньше других — 29 и 30 ноября (в качестве даты их написания указано 22 ноября), причем статья от 29 ноября была озаглавлена так: «Сообщается, что в Киеве убито 50000 евреев»[444]. 6 декабря 1943 года в «Ньюсвик» вышла статья Доунза — «Кровь в Бабьем Яру: история киевских зверств»[445]. В мае 1944 года в «Нэшнл Джеогрэфик» вышла большая статья Гилмора «Освобожденная Украина»[446].
В своих репортажах иностранцы использовали фотографии советского военного фотокорреспондента Алексея Давыдовича Иоселевича (1909-?), сделанные во время пресс-тура и оперативно переданные журналистам. На одной из них трое наших знакомцев — Ефим Вилькис, Леонид Островский и Владимир Давыдов в кепках и легких пальтишках — на фоне гребня Бабьего Яра, на другой — группа тепло одетых журналистов в ушанках, в ясный солнечный день идущих по дну оврага и смотрящих на что-то, что им показывают и объясняют едва различимые люди в кепках[447]. Есть и кинокадры, снятые тогда кинодокументалистами Валентином Ивановичем Орлянкиным (1906-1999) и Григорием Александровичем Могилевским (1905-1964), на которых Вилкис на краю Бабьего Яра рассказывает журналистам о том, что он и его товарищи тут пережили[448]. Да те, проходя по дну оврага, и сами все видят: под их ногами полно костей, детской обуви, других странных предметов.
Глазам своим доверяли не все из них. Два заголовка — «Сообщается, что в Киеве убито 50000 евреев» и «Кровь в Бабьем Яру: история киевских зверств» — хорошо передают ту палитру мнений, которой были охвачены западные журналисты. Все они без исключения отнеслись к услышанному с известным скепсисом. Во-первых, потому что поверить во все эти чудовищные зверства нормальному человеку вообще очень трудно. Во-вторых, потому что они хорошо знали замашки советского официоза и привыкли ему сходу не доверять. Ну, а в-третьих, потому что союзники сами только-только поставили свою пяту в Европе, причем в Южной Италии, где никакими гетто и концлагерями и не пахло. До собственных впечатлений, скажем, о Берген-Бельзене, Дахау или Бухенвальде было еще очень и очень далеко.
Тем не менее, разумеется, они отправили корреспонденции в свои редакции, и только Доунз, московский житель, не нуждавшийся для понимания сказанного в переводчике, сразу же поверил трем бывшим узникам и в своем тексте назвал Бабий Яр «двумя самыми чудовищными акрами на планете», а об имени, о топониме, Бабий Яр написал, что «отныне ему предстоит войти в мировую историю всем своим смрадом»[449].
Но и это еще не все. Вольнó же тут сомневаться или соглашаться журналистам-англосаксам, чьи страны и без того воюют с Гитлером. А вот даже повторить рассказ об этом пресс-туре в
