Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Амир Салтук немедленно захватил Эрзурум и прилегающиe к нему поселения. Амир Артук взял Мардин, Амид, Манзикерт, Малатью, Харпут и те поселения, которые даже до сегодняшнего дня сохранили свои древние названия[317]. Амир Данышменд захватил Кайсери, Заманду[318], Сивас, Давалу[319], Токат, Никсар и Амасью. Амир Чавлы взял Мараш и Сарус. Амир Менгучек Гази полностью захватил районы Эрзинджан, Камах[320], Кугунийя[321] и другие поселения».

Здесь снова осознается мифическое измерение текста и попыткa развить его потенциал как основной фундамент турецкой истории. Включение в текст ХIV века деталей о том, что Алп Арслан отправляет некоторых тюркских полководцев в Анатолию после битвы под Манзикертом, с целью захватить все византийские земли, служит историческим ориентиром в далеком XI веке, так и в будущем, в котором доминируют турки Анатолии и османская династия.

Это равносильно предполагаемой легитимизации власти сельджуков в Анатолии и соединению великих сельджуков с сельджуками Рума. Таким образом, устанавливается линия турецкого престижа, основанная на участии в битве при Манзикерте.

Контекст крестового похода

Теперь обратимся к теме Первого крестового похода. Существует мало современных доказательств, подтверждающих реакцию мусульман, проживающих в Сирии и Палестине, на падение Иерусалима от крестоносцев в 1099 году и последующее создание государств крестоносцев на традиционно мусульманской территории. Вот почему немногие сохранившиеся стихи, которые датируются началом XII века в этой области, являются такими ценными доказательствами. Даже учитывая стереотипную природу средневековой арабской поэзии, эти стихи несут мощный эмоциональный заряд, поскольку они оплакивают бурлящий дух джихада, который, по мнению поэтов, привел к мусульманским поражениям от крестоносцев (франков).

Гораздо ближе к недавно завоеванным территориям франков, один из этих арабских поэтов, Ибн аль-Хайят, пишет для своего покровителя, Адба аль-Давла, военного полководца в Дамаске в начале Х века, он протестует против массовых убийств, совершенных франками, и призывает мусульман восстать против них. Кульминация одного из таких стихотворений напоминает о великой победе Алп Арслана в Манзикерте[322]: «…действительно, в подобных обстоятельствах Алп Арслан вышел на бой и мастерски владел острием меча. Он стал более долговечным в памяти, чем звезды, и более блестящим во славе, чем солнце»[323].

Таким образом, сцена изменилась от Анатолии к Сирии, от одного христианского врага, Византийской империи, к другому, недавно прибывшим крестоносцам. Такой политический, этнический и географический переход легко осуществить. Писавший в последние десятилетия XI века, Муиззи, персидский поэт, процитированный ранее, говорит о великом сельджукском султане Маликшахе, сыне Алп Арслана, который правит в Иране, но чей суверенитет простирается до границ Византии.

Ибн аль-Хайят в начале XII века пишет что земли сельджукского князя Тутуша, другого сына Алп-Арслана, теперь граничат с территорией крестоносцев. Таким образом, Манзикерт может быть упомянут в обоих случаях. И прецедент был создан; новые византийцы – это франки, а вновь прибывших будут ругать теми же эпитетами, которыми раньше называли давнего христианского врага – византийцев.

Но большая эмоциональная напряженность сопровождает эту антихристианскую риторику после шока от пришествия франков. И именно Муиззи, пишущий на персидском языке в далеком Иране, задает тон. Обращаясь к сыну Маликшаха, Беркьяруку, почти наверняка сразу после захвата Антиохии крестоносцами в 491/1098 году, он призывает его возглавить джихад в жестокой антихристианской тираде, которая охватывает как Византию, так и недавно завоеванное государство крестоносцев Антиохию:

«Ради арабской религии султана гази обязан очистить Сирию от патриархов и епископов, очистить землю Рума от священников и монахов. Вы должны убить этих проклятых собак и мерзких существ, волков, которые оттачивали свои зубы и когти. Вам следует взять франков в плен и перерезать им глотки с помощью украшенных драгоценными камнями жизнеутверждающих кровоточащих кинжалов. Вы должны сделать горы из голов франков в пустыне»[324].

Нур ад-Дин и Саладин —

два великих мусульманских лидера XII века

в борьбе против франков

Действия известных турецких военачальников в Сирии, Палестине и Египте против франкских захватчиков намного лучше известны, чем сельджуков Рума против византийцев. Адаптация исламского репертуара антихристианских образов, использованных против Византии для нападок на крестоносцев, набрала силу к середине XII века. Как и в описании Алп Арслана, мусульманские летописцы отдают предпочтение религиозному измерению в своих отчетах о карьере Нур ад-Дина и Саладина.

Они изобразили двух полководцев как непревзойденных воинов джихада. Риторика сметает этнические ярлыки; действительно, Саладин считается «почетным турком»[325]. Современник Саладина, поэт Ибн Сана аль-Мульк, отмечает захват Саладина Алеппо в 579/1183 году как победу турецкого мусульманина: «Сообщество арабов стало мощным благодаря империи турок»[326].

Таким образом, эта «турецкая» победа служит славе арабов в истинном духе панисламского единства. Летописец Абу Шама (ум. 665/1267) не видит труда провести сравнение между Нур ад-Дином и Саладином; для него это сравнение между двумя благочестивыми мусульманскими султанами: «Я нашел их двоих среди современников, как двух Умаров – да будет доволен ими Аллах – среди халифов, ибо действительно они были пример того, кто предшествовал им в справедливости и джихаде и стремился укрепить религию Бога»[327].

Здесь два добродетельных халифа раннего ислама – Умар I и Умар II – соединены с Нур ад-Дином и Саладином. Ибн аль-Асир в своей «Истории атабегов Мосула»[328], в которой без зазрения совести склоняется в пользу Нур ад-Дина и его потомков в Мосуле, объясняет, как он хочет записывать их достижения: «Я решил записать отчеты о них и собрать их следы и упомянуть, что Всемогущий Бог даровал исламу и мусульманам и какую защиту Он предоставил их [мусульманским] границам посредством их борьбы и какоe наказаниe Он наложил на франков на их руках и на каких территориях их [франкoв]».

Он спас их джихадом. Подобный акцент на Саладина в роли защитника границы описан поэтом Абу-л-Хасаном Дхарави после его триумфа в битве при Хаттине в 583/1187 году. Поэт пишет: «Bы защитили границы мусульман, и они стали границами, омытыми водами железных копий, вы взяли в плен царей неверия, и вы оставили неверие, без вены в нем пульсируют силы жизни»[329]. Возможно, не будет слишком причудливым увидеть здесь косвенную ссылку не только на достижение Саладина, взявшего в плен царя Иерусалима в битве, но и на знаменитое пленение Алп-Арсланом византийского императора в Манцикерте столетием ранее[330].

Битва при Мириокефалоне, 572/1176: упущенная историографическая возможность

Только через столетие после битвы при Манзикерте, в 572/1176 году, турки-сельджуки, теперь более надежно обосновавшиеся в Анатолии со своей столицей в Конье и правящей более развитой Персо-Исламским государством[331], нанесли еще одно поражение византийской армии