Наследие Рима. Том 1. Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

Почему тюрки выиграли битву?

Легко быть мудрым после поражения, и, безусловно, Романа по-разному обвиняют в унизительном поражении византийской армии. Жан-Клод Шейн наиболее убедительно утверждает, что поражениe при Манзикерте может быть связано скорее с внутренними проблемами Византии, чем с провалом внешней политики Романа против тюркской экспансии[285]. Как уже упоминалось[286], у него было несколько сложных рубежей, чтобы защищать всех одновременно. Он унаследовал от своего предшественника армию, в которой было много наемников, завербованных из-за пределов Византийской империи.

Принцип, лежащий в основе этой политики (а не выбора местных войск), заключался в том, что она не позволяла командующим византийской армии создавать враждующие военные группировки внутри империи[287]. Поэтому Роман предпочитал набирать людей из Малой Азии, и у него были хорошие отношения с армянами[288]. Однако под его командованием иностранные наемники почувствовали, что их значение уменьшается, и поэтому между иностранными наемниками и местными византийскими войсками в армии Романа возникла напряженность. В высших эшелонах командования некоторые из его генералов не соглашались с его стратегией в отношении тюркской «проблемы», особенно когда он начал кампанию, которая завершилась поражением при Манзикерте[289].

Жан-Клод Шейн анализирует напряженность в византийской армии, исходя из двух противоречивых взглядов.

С одной стороны, такие лидеры, как Никифор Вриенний Младший и Иосиф Тарханиот, хотели сыграть в игру ожидания в пределах византийских границ под защитой крепостей и покинуть пограничные районы, населенные армянами. Другая «фракция», состоящая из армянских лидеров, предпочла выйти за пределы границ Византийской империи и уничтожить врага, прежде чем он сможет перейти на византийскую территорию [290].

Именно в этом контексте Роман окончательно принял свое роковое решение сражаться при Манзикертe.

Жан-Клод Шейн[291] и Уолтер Эмиль Каеги[292] утверждают, что тюркские всадники не всегда были лучше из-за их подвижности и навыков стрельбы из лука. И действительно, Византия могла бы выиграть день, если бы не два фактора: отступление некоторых тюркских войск (наемники на стороне Византии) и дезертирство их арьергарда. Тема тюркского отступления полностью игнорируется или подавляется мусульманскими источниками. Но из восточных христианских и византийских источников ясно, что некоторые тюркскиe войска покинули византийскую армию.

Мэдью из Эдессы утверждает, что узы и печенеги – братья-тюрки – оказались по разные стороны битвы, чтобы присоединиться к армии султана в ходе битвы[293], и Аристакес[294] и Михаил Сириeц[295] также говорят об этом побеге. Ущерб, нанесенный этой потерей войск, был усугублен дезертирством Андроника Дукаса и византийского арьергарда[296].

Итак, как утверждает Сперос Врионис, победу сельджуков в Манзикерте можно отнести к долговременному кризису в Византийской империи[297]. Действительно, ясно, что к моменту битвы подавляющее большинство византийской армии фактически не участвовало в битвe[298].

Насколько серьезным было поражение византийцев? Несмотря на унижение от неминуемого поражения и рассказы о том, что император рухнул в прах перед неграмотным тюркским кочевником, влияние Манзикерта на Византийскую империю могло бы быть намного хуже, чем это было на самом деле. Алп Арслан не делал попыток продолжить вторжение после победы.

И все же Анатолия в тот момент безусловно была в глубоком политическом кризисе и полностью деморализована. Победа в Манзикерте сталa ключевым моментом, но это не сразу породило серию последующих победоносных битв по извлечению выгоды от последующей гражданской войны в Византии и последующего отсутствия бдительности на византийском востоке границы.

Вместо этого Алп Арслан бросился на другой конец своей империи, в Центральную Азию, чтобы бороться с недовольством, и он так и не вернулся. Он был убит там два года спустя. Также очень важно, что его сын и наследник Маликша не пытался использовать успех своего отца в Анатолии, хотя время уже настало.

Что касается византийской стороны, Жан-Клод Шейн утверждает, что только 10 процентов армии Романа Диогена были потеряны, причем наиболее пострадавшими группами были армянская пехота и войска, близкие к императору[299]. Итак, по его мнению, византийская армия скорее была рассеяна, чем уничтожена; это помогает объяснить умеренность, проявленную Алп Арсланом после битвы[300]. Жан-Клод Шейн далее утверждает, что битва при Манзикерте не была военной катастрофой, которой, как утверждается, она была[301]. Гражданская война в Византии, последовавшая за битвой, была более разрушительной.

Тем не менее Манзикерт был важным событием по разным причинам: за ним последовала гражданская война, продолжавшаяся десять лет, и битва в Манзикертe была чрезвычайно дорогой. Но было бы неправильно ссылаться на Манзикерт как на причину возможного завоевания Анатолии турками. Византийцы потерпели худшие поражения, чем Манзикерт. Роман Диоген считался козлом отпущения; чем больше его можно обвинить в потере Анатолии, тем меньше его преемники несут ответственность.

Что касается средневековых мусульман, то они воспользовались битвой как удобным моментом, чтобы объяснить тюркcкое вторжение в Анатолию, хотя в действительности это явление происходило и продолжало стремительно развиваться в результате постепенного и устойчивого вовлечения тюрок-кочевников в Анатолию.

Долгосрочное влияние битвы

Говорят, что после Манзикерта Византия рухнула с политической и военной точек зрения с удивительной скоростью. Однако Сперос Врионис и Жан-Клод Шейн[302] убедительно поставили под сомнение эту идею. Сперос Врионис отмечает, что неуместно говорить о внезапной катастрофе, постигшей Византию после Манзикерта, и ее крах не завершился в 1071 году. Действительно, тюркское завоевание Анатолии было длительным процессом, продолжавшимся четыре столетия, и Византия продолжала существовать, хотя и уменьшилась в размере[303].

С мусульманской стороны, продолжающeeся проникновение туркмен после Манзикерта в Византийскую Анатолию, движениe, которoе иногда былo непосредственно санкционировано сельджуками дальше на восток, или более частыми и неконтролируемыми, привелo к появлению небольших отдельных туркменских княжеств в начале XII векa – первый этап колонизации, тюркизации и исламизации. Эти государства включали в себя Сельджукиды Эрзерума (ок. 465/1072–598/1202), Артукиды Дияра Бакра, Шах-и Арман в Ахлате (1100–1207), Данишменды Каппадокии и Сельджуки Рума.

Политическая ориентация этих династий, которая процветала в период слабости сельджуков после 484/1092, была все еще на восток. Их политикой были сельджуки в микромире; тенденция к децентрализации, присущая тюркской системе правления, продолжалась. Более того, подобно великим сельджукам, эти туркменские правители также приняли персо-исламскую модель правления. Сельджуки Румa (арабское и персидское название Византии), первоначально являвшиеся ответвлением Великих Сельджуков Ирана, были наиболее важными из этих небольших княжеств, борющихся за власть.

Продолжительность этой династии Сельджуков (469/1077– 706/1307) была намного больше, чем династии Сельджуков в Иране, которая длилась не более 150 лет или около того. Дальнейшие волны кочевников были продвинуты к Анатолии в