Как мы меняем мир - Стефан Кляйн

Конечно, Канзи и Панбаниша обладали необычным для человекообразных обезьян интеллектом. Другим бонобо и шимпанзе, которых исследователи пытались обучить символическим языкам, не удалось приобрести такой обширный словарный запас. Но самостоятельно брат и сестра не смогли бы создавать каменные орудия. Они научились этому, так как общались с людьми – своими наставниками.

Именно эта среда дала им мотивацию и знания, необходимые для того, чтобы пройти долгий путь, полный открытий и неудач. Канзи и Панбаниша хотели получить ободрение и награду, возможно, они также хотели порадовать своих друзей-людей. И если бы Панбаниша не стала подражать женщине-мастеру, Канзи остался бы единственным каменщиком, не являющимся человеком. Творческие достижения двух бонобо в итоге были связаны не столько с их выдающимся талантом, сколько с их отношениями с людьми.

Инструкции, которые им давали, были даже более важными, чем мотивация. В отличие от шимпанзе, которых Соня Арман тщетно пыталась научить изготовлению орудий труда, Канзи и Панбаниша могли понимать своих учителей. Годы языковой подготовки научили их понимать не только язык жестов и разговорный английский, но и идеи и намерения собеседников. Человеческая культура сформировала мышление Канзи и Панбаниши – и позволила им обоим достичь недостижимого иным образом интеллектуального прогресса.

Homo sapiens с его гораздо более крупным мозгом тоже нуждается в культуре, даже если он хочет сделать только самые простые инструменты, которые его предки использовали миллионы лет назад. В тех немногочисленных обществах каменного века, существующих до сих пор, никто не трудится в одиночку. Например, в девственных лесах Папуа – Новой Гвинеи люди собираются вместе, чтобы обрабатывать камни. Начинающим дают советы, опытные мастера обсуждают следующие удары, и все поощряют друг друга. Если член группы успешно откалывает кусок камня, его награждают аплодисментами[23].

Для творчества требуется образец для подражания, а успех зависит от того, как общаются учителя и ученики. Если молча вложить в руку современного человека материал для каменного топора, он ничего не сумеет с ним сделать, так же как человек каменного века, оказавшийся в кресле пилота реактивного самолета. Когда испанские палеонтологи в 2017 году познакомили новичков с производством доисторических инструментов, они разделили учащихся на три группы: первой группе эксперты просто продемонстрировали эту технику; члены второй группы могли уточнять информацию жестами, храня при этом молчание; и только третьей группе разрешалось общаться со специалистами[24].

Результат должен вызвать скепсис у тех, кто считает, что учителя не нужны, потому что любой навык можно приобрести благодаря интернету. Инструменты у первой группы, которая только видела правильный способ обработки камней, но не имела возможности пообщаться с учителем, получились гораздо хуже, чем у тех, кто мог пообщаться со специалистом либо жестами, либо вербально. При этом ученики, вынужденные просто наблюдать, были самыми трудолюбивыми из всех, они ударили по заготовкам почти вдвое больше раз, чем их коллеги. Но, как они ни старались, без указаний учителя ножи оставались тупыми. Огромная разница стала очевидна, когда специалисты предоставили возможность ученикам действовать самостоятельно. Когда ученики остались одни, только те, кто заранее пообщался со своими учителями, смогли применить правильную технику. Тем, кому разрешалось лишь смотреть или жестикулировать, очевидно, не удавалось закрепить навык, который они начали приобретать.

Мы никогда не узнаем, когда именно человек начал говорить. Поскольку звук голоса не оставляет следов в археологической летописи, существуют десятки теорий о первых словах человечества. Некоторые ученые утверждают, что язык возник на раннем этапе из бормотания ребенка и матери. Другие предполагают, что язык зародился намного позже, и считают, что источником возникновения речи являются посиделки у костра.

В свете открытий в Ломекви ни одна из этих теорий не кажется правдоподобной. Потому что не может быть никаких сомнений в том, что создатели этих инструментов, которым три миллиона лет, уже умели общаться. Конечно, у них еще не было красноречия более поздних людей; их голосовые связки и рот, возможно, еще не могли произносить слова. Звуки, издаваемые людьми три миллиона лет назад, должно быть, походили на свист, лай и рычащий смех человекообразных обезьян, и они наверняка общались отдельными звуками и жестами, как другие приматы. Но было одно существенное отличие: набор жестов и звуков у человекообразных обезьян врожденный и, следовательно, он практически не меняется[25]. А вот мастера на озере Туркана должны были изобретать знаки для новых ситуаций. Без способности отвечать друг другу и давать друг другу сложные подсказки они не смогли бы построить индустрию, которая просуществовала тысячелетия.

Культура началась с демонстрации умений. Но чем дальше развивались технологии наших предков, тем больше им приходилось общаться. Отдельные люди и группы, которые могли точнее выразить свою мысль, чем другие, имели преимущество, потому что им было легче учиться друг у друга.

В результате структура их мозга развивалась. Умением разговаривать и понимать язык и жесты мы обязаны той области мозга, которая в голове современных людей имеет размер с персиковую косточку. У большинства из нас она находится в левой части, у почти 10 % людей – в правой половине головного мозга. Французский хирург Поль Брока открыл ее еще в 1861 году; он обнаружил, что при повреждении этой области люди не могут произносить слова, даже если их голосовые связки функционируют нормально. Однако только недавно установлено, что зона Брока обеспечивает тесную связь между речью, жестами и имитацией. Она регулирует не только речь, но и общение с помощью указательных жестов пальцев и рук, и других сигналов тела. И это в значительной степени способствует тому, что люди отлично умеют имитировать деятельность других людей[26].

По пути к Homo sapiens зона Брока надулась, как воздушный шар. У современных людей размеры этой области более чем в шесть раз превышают ее размеры у шимпанзе, хотя объем их мозга всего на 30 % меньше, чем у человека[27]. Так как наша зона Брока намного больше и эффективнее, чем у наших ближайших родственников, мы, во-первых, умеем разговаривать, и, во-вторых, умеем имитировать действия гораздо точнее, чем они. Даже маленькие дети копируют показываемые им жесты и действия с большей точностью, настойчивостью и удовольствием, чем любая человекообразная обезьяна. Мы несправедливо заявляем, что другие приматы «обезьянничают»; на самом деле это слово подходит к нашему поведению гораздо больше.

Тот факт, что люди активно подражают друг другу, заслуживает высочайшего признания, а не