Мой Узбекистан - Дарья Сиротина

они могли работать буквально вслепую, аргументируя тем, что хороший мастер должен чувствовать форму руками. Убедиться в этом мне удается лично, когда из-под ладоней работающего с завязанными глазами одного из учащихся выходит идеальной формы сосуд. В том, как двигаются пальцы 15-летнего мальчика, читаются долгие часы тренировок. При этом узор тоже может ложиться буквально на ощупь, будучи процарапанным на глине. Так создается в мастерской Алишера Назирова рельефная, многомерная риштанская керамика.

Каждый предмет, сделанный в мастерской, – и декоративен, и функционален одновременно. И каждый многомерен и этой многомерностью оживлен. Какие-то вещи покрыты практически матовой глазурью, выступающей как музейное антибликовое стекло и позволяющей разглядеть мельчайшие детали узора. На других глазурь глянцевая, оживающая, когда на ляган ложится масляный плов. Даже о тех, кто будет этот ляган мыть, переворачивая другой стороной, подумал мастер и украсил скрытую обычно от глаз часть хитрым узором. При этом и сама глазурь, и глина необычайно прочны. Лично у меня замирает сердце, когда я вижу, как привычно небрежно мастер обращается с драгоценной посудой. В этом еще одно отличие художественной риштанской керамики от фабричной – та, массовая, чуть ли не одноразовая, быстро покрывающаяся сколами и царапинами.

Алишер Назиров несколько лет провел в Японии. «Учитель, с которым мы работали, не поверил, что у меня из золы эта глазурь», – рассказывает усто. Так риштанский ишкор лег на керамику сузуяки с полуострова Ното. Мастер вспоминает, что был восхищен, увидев, как бережно японцы сохраняют и саму технологию, и печи, и гончарные круги, и показывает 150-летний круг из урючины и камня, чудом переживший перипетии нашего XX века. Алишер Назиров был знаком со знаменитым мастером Асакуро Исокичи, носившим звание достояния народа. «Надо такие награды уже и нашим мастерам давать, по республике их немало», – говорит усто. Достояние народа! Кто, если не они.

+ 998 94 659 59 08, a.n.nazirov@gmail.com

Андижан

Нити истории из Андижана тянутся в Индию и доходят до короны британской королевы. В 1483 году именно в Андижане родился в семье ферганского эмира Захириддин Мухаммад Бабур (или просто Бабур), ставший падишахом империи Бабуридов, также известной как империя Великих Моголов. Величественный Тадж-Махал, один из символов Индии, был построен потомком Бабура. Бабура – и Тимура, которому Бабур приходился прапраправнуком.

Бабур по отцу был тимуридом, по матери – чингизидом, то есть в Самарканд, который он пытался взять трижды, звала его буквально кровь, а не просто тщеславие и жажда наживы. Одолеть Шейбани-хана, под чьим контролем находились в конце XV века те земли, Бабуру не удалось. Он повернул в другую сторону, через Афганистан добравшись до Северной Индии и основав свою империю, которая продержалась до 1858 года, когда английские войска штурмом взяли Дели. Бриллиант «Кохинур», находящийся ныне в короне британской королевы, попал в руки Бабура при вторжении в Индию и украшал на протяжении нескольких веков трон основанной им династии. Похоронен Бабур в Кабуле, который был его резиденцией во время войн, тихой гаванью, в заложенном при его жизни садовом комплексе. В Андижане же сейчас существует символическая могила Бабура, расположенная в мавзолее в разбитом на склоне холма парке Бабура.

Комплекс Джами, Андижан

Бабур для Андижана – такой же гений места, как и Тимур для Самарканда. Но не потому, что глаз до сих пор радуют построенные или задуманные им памятники, а благодаря его дневнику, известному как Бабур-наме. Читая воспоминания Бабура, узнаёшь, что родной его город славился как крупнейшая в регионе крепость, был известен сладкими грушами и дынями, жирными зайцами, красавцами-мужчинами. О лихорадке, терзавшей Андижан, об окружавших его городах, о своих неудачах и победах, о походах и мирной жизни написал Бабур. Оставленный им дневник – ценнейший документ, свидетель эпохи, позволяющий получить сведения об истории, быте, культуре, флоре, фауне. Литературному наследию Бабура и его жизни посвящен действующий в парке музей.

Андижан примечателен своей необычной для Узбекистана, с двумя высокими минаретами, мечетью Девонабой, построенной в конце XIX века и реконструированной уже в наше время. Мечеть прилегает к большому комплексу Джами: тут и расписной потолок летней мечети, и традиционный для долины минарет (аж 32 метра!) в самом центре двора. Помещения в центральной части комплекса занимают ремесленные мастерские – работают ювелиры, портные, вышивальщики. Сюда, в комплекс Джами, ремесленный центр переехал из гостиницы Саида Ахмадбека-ходжи, построенной богатым местным купцом как комплекс для приема деловых партнеров, включавший в себя мечеть, хаммам, номера, переговорные – все, что нужно для успешного ведения бизнеса. В построенном после разрушительного землетрясения 1902 года комплексе скоро будет завершена реставрация, которая позволит увидеть всю яркость красок и тонкость орнаментов, покрывающих детали его внутренней и внешней отделки.

Династия

На огромных ляганах, сделанных в семье андижанского художника-керамиста Мирзобахрома Абдувахобова, подавали плов в лучших чайханах города. Крутить, как говорит мастер, большие блюда да расписывать их так, чтобы плов становился вкуснее, умели только в этой семье. Шутка ли – пятнадцать поколений гончаров! Династия! А ведь ляган считается чуть ли не самой сложной в изготовлении формой: и сделать тяжело, и обжиг требует особого внимания, не говоря уже о росписи. Традиционно ведь на ляганы ложатся рисунки-символы, обещающие защиту от сглаза, здоровье, удачу, большое потомство…

«Я в 1973-м авангардом был», – рассказывает мне мастер, вспоминая, как работал в Ташкенте в экспериментальном цехе, придумывая сувенирные изделия из керамики, которые разъезжались потом по Союзу и ближнему и дальнему зарубежью в чемоданах командированных и отпускников. Участвовал в семинаре для художников Средней Азии в 1974-м, посвященном вопросам сохранения традиционной для долины голубой керамики. Но сам помнит все стили, в которых работали местные, андижанские, мастера, то есть его отец и деды: и прочную, утилитарную неполивную керамику, и чуть тронутые белой краской предметы, и традиционный желто-зеленый колорит…

По его мастерской ходишь, как по музею, рассматривая выставленные в саманных нишах старой дедовской гостиной уникальные формы. Тут и кубки, которые ставили на видное гостям место как символ достатка дома, и подвешивающиеся емкости для продажи каймака, и глубокие чаши для плова на высокой ножке, позволяющие маслу собираться в центре, и крышки для казанов, называющиеся дамтавок, не позволявшие пару выходить и делавшие плов пропаренным, мягким, и наборы-таксумча, многоярусные вращающиеся подставки с множеством небольших косушек для подачи варенья и орешков. Многие из этих форм сейчас живы только потому, что их помнит и их делает, продолжая династию, Мирзобахром. «И