Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

подтянут, сухожилен, не иметь ничего лишнего (там пейзажи, лирика и прочие «сопли» – никакой воды! – и так ее вдоволь в волглом космосе Британии), почти математически рационален, сдержан.

Да, сыр Космос Англии, тут фог и смог, чахотка и силикоз у шахтеров, что описано и у Энгельса в «Положении рабочего класса в Англии», и у Дж. Лоуренса в его романах и рассказах в нашем веке. Глубины Земли мстят этими болезнями английскому человеку за вторжение в ее недра, нарушающее ее жизнь в себе и покой. Англичанам, которые потратили столько усилий, чтобы оторваться от Матери Земли континента, обособиться в замок острова от материка, теперь не осталось иного шанса приумножить себе материю, стихию земли, как выкапывать ее, поднимать, зарываться вниз в вертикальном направлении. Шахты – благословение и проклятие Англии. Они добыли уголь отапливать уютные домики-крепости, питают семейно-рождественское тепло каминов. Уголь поставил энергию – стихию огня, волю преобразовывать сырую материю в индустрии и промышленной революции. Но шахты очернили воз-дух, превратили его в фог и смог, обуглили-оземлили легкие (а они – представители стихии воз-Духа в человеческом теле), отравили жидкости (= воду-стихию) в тканях плоти, окрасив их в черное – в «мелан-холию», которая в буквальном переводе с греческого означает «черная желчь». Пресловутый СПЛИН, этот недуг от застоя соков в теле, принялся преследовать Английскую Психею: читайте Байрона, Уайльда, да и наш байронический герой Онегин туда же:

Недуг, которому причину

Давно бы отыскать пора,

Подобный английскому сплину,

Короче: русская хандра

Им овладела понемногу;

Он…………………………………….

…к жизни вовсе охладел.

Как Child-Harold, угрюмый, томный

В гостиных появлялся он;

Ни сплетни света, ни бостон,

Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,

Ничто не трогало его.

(Гл. 1, XXXVIII)

В английской гамме выдержана тут онегинская ситуация: и игра «бостон», и светская «школа злословия», ну и, конечно, модная тогда модель Чайльд-Гарольда. А причина-то, которую «давно бы отыскать пора», – анемия недвижности, оцепенение, холод в крови, меланхола и флегма – эти жидкости преобладают в английском антропосе, в отличие от сангвы (что во французе) и холеры – в итальянце. Цепенит Космос холодного влаго-воздуха вокруг – и потому «Бэтси, нам грогу стакан!» – горячительная огне-вода – еще и ром, и джин, и виски – это вливает в себя человек тут в противодействие сырому окружному пространству.

Однако чуткость Английства к вертикали земной (геология!) еще многим явлениям объяснение дает. Пиетет к могилам, кладбищам, захоронениям милых родных мертвых, кто лежат тут, внизу, как соседи жизни живых, и соотнесение с ними – вдохновляет английских поэтов. Знаменита «Элегия, написанная на сельском кладбище» Томаса Грея. Тут не только глубокие медитации о жизни и смерти, но впечатляет воскрешающая дума: подобно тому как церковь трактуется как объединяющая живых и умерших в одно целое, так тут население Англии, народ чувствуется двуслойным, по крайней мере:

Ах! может быть, под сей могилою таится

Прах сердца нежного, умевшего любить,

И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

Быть может, пылью сей покрыт Гампден надменный,

Защитник сограждан, тиранства смелый враг;

Иль кровию граждан Кромвель необагренный,

Или Мильтон, немой, без славы скрытый в прах.

(Пер. В. А. Жуковского)

То есть потенциал жизни и деятельности провидится в покойных, планы и надежды. Или вспомним Гамлетово меланхолическое «Бедный Йорик!», когда он над черепом этого королевского шута, своего друга и воспитателя, размышляет о переплетенности умерших и живых. Но все ж самое поразительное и уникальное – мы находим в стихотворении Вордсворта «Нас семеро». Поэт встречает девочку восьми лет:

«Всех сколько вас? – ей молвил я, —

И братьев и сестер?»

«Всего? – нас семь…

Нас двое жить пошли в село,

И два на корабле,

И на кладбище брат с сестрой

Лежат из семерых,

А за кладбищем я с родной, —

Живем мы подле них».

…«Но вас лишь пять, дитя мое,

Когда под ивой два»

…«О нет, нас семь, нас семь!»

(Пер. И. Козлова)

Память – тоже род геологии. Воспоминания – раскопки в душе. И в английской все содержащей и все сохраняющей субстанции память рода и предков придает дополнительное достоинство живущему. Культ фамильных склепов в аристократии, замки, населенные призраками живших здесь, – все говорит о вовлеченности ушедших вниз пластов в существование ныне живущих на поверхности. Ведь и они тоже в свою очередь (и об этом помнит англичанин!) станут ушедшими и станут также питать собою многоуровневую субстанцию Английства. Густонаселенный это Космос – и внизу, и вверху, над землей, в воздушном пространстве, где эльфы и сильфиды народных поверий (и У Шекспира в «Сне в летнюю ночь»), и призраки и духи в романах («Готический роман» Анны Радклифф, «Собака Баскервилей» Конан Дойля…), и теософии (спиритизм в конце XIX в., Анна Безант…).

Это памятование отличает англичан от американцев, которые в своих постоянных миграциях по обширной территории США, меняя места работы и обитания с легкостью, оставляют могилы предков и родных позади себя, как экскременты, в забвении. Лишь на первых порах становления американской цивилизации, когда она еще не порвала пуповинной связи с метрополией Англии (у Анны Брэдстрит в XVII в., да даже и у Эдгара По, с его памятью о той «единственной и лучистой деве, кого ангелы назвали Ленорой…»), аналогичные мотивы и настроения мы встречаем в литературе.

Итак, Космос Англии уже стал прорисовываться, как его можно описать на языке четырех элементов: «земля», «вода», «воздух», «огонь». Какова тут стихия «земли», я уж пытался представить. Теперь – о других. Стихия «воды» тут присутствует прежде всего в виде моря-океана: вода заполняет огромное, бесконечное пространство, протяжение бытия, которое континентальные нации (Россия, Германия…) привыкли воспринимать в виде стихии «земли»-матери-и, твердой суб = станции = «под-ставке», опоре, фундаменте.

Обитание ж на палубе острова-корабля инициирует совсем другое чувство существования в душах людей, в английской Психее. Бесконечность, воспринимаемая в форме стихии воды, имеет в себе нечто мистическое и магическое. Море-океан столь зовущи, приглашающи и гостеприимны, как обитель Свободы. Вода так мягка и податлива на человеческое усилие, так уступает, будто это совсем и не материя, а нечто легкое, прозрачное, духовное… Как Любовь и Вечно Женское, как Благодать и жизнь на воле. И в то же время это – Смерть. В