«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

Сотрудничество между двумя «блоками» усилилось после Хельсинкского процесса. В опубликованной в 1978 г. в журнале «Плановое хозяйство» статье советского экономиста В.С. Кошентаевского высоко оценивалось «взаимовыгодное и разностороннее сотрудничество стран с различным социально-экономическим строем», в результате которого «Советский Союз… значительно расширил свои экономические связи с капиталистическими странами Европы, углубил их и разнообразил на взаимовыгодной и долговременной основе»[989].

Важным аспектом такого сотрудничества были начатые Советским Союзом в 1970-х гг. крупные поставки нефти и газа не только в Восточную, но и в Западную Европу. Для СССР это имело большое значение — с помощью притока иностранной валюты власти стремились улучшить текущее потребление внутри страны, обеспечить промышленные предприятия необходимым оборудованием и материалами[990]. Даже ухудшение международной обстановки в конце 1970-х – начале 1980-х гг. незначительно повлияло на состояние торгово-экономических связей[991].

Действительно, причины взятого Советским Союзом курса на «разрядку» и усиление сотрудничества с капстранами, кроме снижения накала изматывающей «гонки вооружений», лежали также в экономической сфере. В условиях роста товарного дефицита СССР начал испытывать все более острую зависимость от закупок потребительских товаров и продовольствия, для чего требовались валютные кредиты. Запад же был крайне заинтересован в советской нефти[992] и газе (так, в 1970 г. между СССР и ФРГ была заключена долгосрочная сделка «Газ в обмен на трубы»).

Развитию сотрудничества между двумя блоками способствовал рост экономической взаимозависимости всех стран мира в условиях глобализации. Именно этот фактор позволил польскому эксперту Я. Куроню выдвинуть интересный, хотя и весьма дискуссионный тезис о «сговоре бюрократии» Востока и Запада, ощущавшей «групповую солидарность»[993] (примерно об этом же говорили китайцы и европейские социал-демократы, указывая на «сговор сверхдержав»).

Для США причиной курса на «разрядку» были серьезные социально-политические потрясения внутри страны, а также ослабление экономических и политических позиций в мире, где появились новые центры силы в лице Западной Европы и Японии[994]. Участие в процессах «разрядки» усиливало авторитет Соединенных Штатов как одного из «официальных» гарантов мира на Земле.

Однако геополитические амбиции СССР и США были залогом того, что непримиримое противостояние «сверхдержав» на мировой арене продолжалось. Геополитический компромисс между ними не состоялся. В рамках «конфронтационной стабильности» каждая «сверхдержава» пыталась использовать «разрядку» для стабилизации положения своей системы, ослабления позиций другой[995] и достижения глобального превосходства (в СССР даже в разгар «разрядки» с удовлетворением констатировали «потерю международной инициативы» капстранами[996]).

Одновременно каждая сторона упрекала другую в нарушении правил игры[997]. Так, Советский Союз обвинял Запад в «империализме» и «экспорте контрреволюции» (в то время как СССР добровольно отказался от «экспорта революции»), а также в том, что влиятельные круги капстран пытались «подорвать основы политики мирного сосуществования, изобразить эту политику не как стратегический принцип, вытекающий из природы развитого социализма, а как тактический прием, продиктованный конъюнктурными соображениями»[998].

С точки зрения СССР, «разрядка» распространялась на сферу лишь межгосударственных отношений, но не на идеологию[999], чего, по мнению советских властей, требовал Запад. КПСС заявляла, что «в области идеологии нет и не может быть мирного сосуществования», так как оно «не имеет ничего общего с классовым миром между эксплуататорами и эксплуатируемыми, колонизаторами и жертвами колониального гнета, между угнетателями и угнетенными»[1000]. Такой подход был закономерным в условиях обострения идеологической борьбы на мировой арене.

Советские идеологи следили за сохранением верности догмам в рамках взаимодействия страны с «капиталистическим миром». Действительно, «разрядка» несла в себе опасность «идеологической инфекции»[1001]. Поэтому М.А. Суслов контролировал, чтобы меняющиеся внешнеполитические подходы не проросли «конвергенцией», не размыли марксистско-ленинское революционное учение, верность диктатуре пролетариата, чтобы мирное сосуществование понималось как форма классовой борьбы между социализмом и капитализмом[1002]. В 1981 г. Н.В. Загладин опровергал «домыслы… что якобы СССР “отказался” от интернационализма ради улучшения отношений с буржуазными государствами», так как «борьба КПСС за мир, оздоровление международного климата как раз наилучшим образом содействуют развитию мирового революционного процесса», ведь в результате «в изоляции оказываются наиболее реакционные силы капиталистического мира, затрудняется проведение политики “экспорта контрреволюции”». Такие заявления должны были также успокоить общественное мнение в СССР — известно, что усиление контактов с капстранами трактовалось некоторыми гражданами страны как «отказ от марксистско-ленинской идеологии»[1003].

Аналогичные оправдания были высказаны относительно курса на «единство действий» с социал-демократами. Г.Х. Шахназаров в 1981 г. писал, что «коммунисты… отнюдь не закрывают глаза на имеющиеся идеологические расхождения. Наоборот, политика единства действий предполагает активную борьбу за преодоление в массах социал-демократов реформистских иллюзий и антикоммунистических предрассудков». Он заявил, что «социал-демократии предстоит… преодолеть не только негативное отношение к сотрудничеству с коммунистическими партиями в своих странах, но также пересмотреть свое отрицание опыта реального социализма»[1004].

В свою очередь, Соединенные Штаты были настроены критично и с подозрением к действиям СССР. После Хельсинкского совещания они проявили явное равнодушие к судьбе общеевропейского процесса и стали все более открыто проводить курс на свертывание сотрудничества с Советским Союзом и другими соцстранами[1005]. Это было связано, очевидно, и со сменой руководства страны — к власти в США в 1977 г. пришел Дж. Картер. Он постоянно предостерегал европейских союзников относительно «ошибочной веры в разрядку» и попыток сохранить с Москвой конструктивные отношения[1006]. Соединенные Штаты явно «ревновали» Западную Европу к СССР.

Западноевропейские страны, хотя и продолжали следовать американской линии в сфере военно-стратегических отношений, были более готовы к компромиссу с Советским Союзом. Для Европы «разрядка» была важнее, чем для США. Поэтому западноевропейские страны, например, не считали вмешательство СССР в дела Афганистана событием мирового значения и не хотели присоединяться к американским санкциям против Советского Союза. В 1980 г., когда США бойкотировали Олимпийские игры в Москве, в Европе их примеру последовали только ФРГ и Норвегия[1007], а спортсмены из многих других европейских капстран приняли участие в Олимпиаде (правда, выступая под флагом Международного олимпийского комитета).

Кроме политического противодействия распространению советского влияния, США и их союзники требовали от СССР «идеологического разоружения», а также преследовали цели «разрыхления» социализма, разобщения стран «советского блока», о чем неоднократно заявляли западные политические деятели и дипломаты[1008]. Разумеется, это было невозможно, так как идеология для Советского Союза являлась основополагающим элементом всей государственной системы.

Невозможным идеологический компромисс был и со стороны Запада, что проявилось, например, во взаимоотношениях СССР с европейскими социал-демократами. Несмотря на объявленный Советским Союзом курс на «единство действий», социал-демократы не шли