Андрей Боголюбский - Николай Воронин

истинным корнеплодителем, первоначальствующим Руським самодержьцем…»{368}. «Степенная книга» ввела в рассказ о кончине Боголюбского и народную легенду о казни Всеволодом III убийц Андрея, сочувственную памяти Боголюбского и осудительную по отношению к боярам Кучковичам.

Показательно в этом смысле, что и второе создание XVI века — Никоновский летописный свод — наряду с интересом к преданиям богатырского эпоса, которые были введены в ткань его повествования, проявил исключительное внимание к деятельности Андрея. Причины этого интереса становятся понятны, если взглянуть на то, что было сделано в XV–XVI веках для создания торжественной генеалогии московских царей, в которой владимирские самовластны стали важнейшим звеном. Литераторов XVI века особенно привлекала в истории Андрея его борьба с Византией за самостоятельность русской церкви, в связи с чем сводчик ввел в текст и обширные речи Андрея, и пространную грамоту патриарха Луки Хризоверга, воспользовавшись какими-то, не дошедшими до нас источниками и развив их намеки в обстоятельные рассказы. Любопытно и то, что он сгладил черные краски в образе епископа Федора. Обстоятельность разработки истории епископа Федора и обилие конкретных подробностей заставляют, как уже говорилось, предполагать, что у редакторов Никоновского свода была в руках отдельная повесть об этом сюжете или копии с древних официальных документов, связанных с делом Федора и деятельностью Андрея. Андрей и Федор, открыто провозгласившие и осуществившие союз светской власти и церкви в борьбе за политическое единство Руси, были историческими фигурами большого и актуального интереса для русского самодержавия XVI века.

В середине XVI века в монументальной росписи Золотой палаты царского дворца в Московском кремле Боголюбский был изображен в ближайшем соседстве с царским местом в ряду с Владимиром — крестителем Руси, Борисом и Глебом, Александром Невским, Василием III и самим Иваном Грозным. Именно в этой атмосфере повышенного интереса к памяти владимирских «прародителей» московских государей оживляется и забытая мысль «Повести» Кузьмы о «святости» Андрея: в первой половине XVI века составляется предназначенный для церковного чтения рассказ о смерти Андрея, в котором он прямо назван «святым». Однако Андрей не был канонизован и не пользовался даже местным почитанием вплоть до конца XVII века{369}.

Представления XVI века переходят в историографию следующего столетия. В кратком историческом пособии, составленном в конце 60-х годов XVII века для царской семьи и государевых детей дьяком Федором Акимовичем Грибоедовым, характеристика владимирских князей дана в духе «Степенной книги». Дьяк Грибоедов «смотрел на действительность с высоты тех фикций, которые еще в XVI в. образовали теорию о «третьем Риме» и к его времени успели уже значительно обветшать после векового употребления»{370}. Здесь уже Юрий Долгорукий «господствует» «в богоспасаемом граде Москве», обновляя в нем «первоначальное скипетродержание благочестивого царствия…» «Царствия рус кого наследником» стал Всеволод; однако говорится о том, что и раньше, при Андрее, процветало «владимирское самодержавство». Так как Андрей не был звеном в генеалогической схеме московских государей, в которую включались лишь Долгорукий и Всеволод III, его портрет отсутствует в заказанном в 1672 году царем Алексеем Михайловичем живописном альбоме «Большая государственная книга, или Корень российских государей»{371}. Но появившийся вскоре после труда Ф. Грибоедова «Синопсис» Иннокентия Гизеля называет Боголюбского «великим князем всея Российския земли»{372}.

В 1702 году происходят открытие «мощей» Андрея и его канонизация. Мы не знаем, каковы были мотивы этого акта. Но примечательно, что канонизация Андрея происходит в эпоху Петра Великого. Может быть, облик крутого и властного владимирского князя вызывал симпатии Петра.

Вплоть до канонизации Андрея в 1702 году он не удостоился и Жития. Ссылки Густынской летописи XVII века на Житие Андрея имеют в виду летописную «Повесть» о нем{373}. На ее же основе было составлено между 1702 и 1708 годами новое, не имеющее никакой исторической ценности Житие, сочетавшее данные из «Повести» о смерти Андрея и «Сказания о чудесах Владимирской иконы» с новыми домыслами{374}.

Канонизация Боголюбского выдвинула необходимость икон нового святого. Однако источники, современные Андрею, не оставили ни одного штриха, который позволил бы судить о его внешности, а миниатюры лицевых рукописей XV–XVI веков обходятся без портретных черт в эскизных ликах князей. Поздний источник дает вполне отвлеченное описание Андрея: «Подобием рус, волосы мало кудреваты, брада не велика, аки князя Бориса, ризы княжеские, шуба бархатная багряная, выворот соболей, на главе шапка княжеская, опушка соболья, исподняя риза лазоревая, и в сапогах»{375}. В этом описании от Боголюбского остались лишь борода да прическа. Но, видимо, им руководствовались в XVII–XVIII веках, когда понадобилось дать иконный образ Андрея; может быть, было привлечено и изображение Боголюбского в Золотой палате.

Любопытно, что первое официальное изображение Андрея как святого появилось в пышной фресковой росписи Успенского собора Княгинина монастыря во Владимире, исполненной по повелению патриарха Иосифа в середине XVII века, то есть почти за полвека до официальной канонизации. Вторым ранним изображением Андрея является шитая пелена конца XVII — начала XVIII века, приписываемая царевне Софье Алексеевне{376}. Здесь Андрей также безличен: простое суховатое лицо, опушенное черной бородой, лишено каких-либо индивидуальных черт. Таким же его изображали владимирские иконописцы, делавшие во времена Екатерины II пышный иконостас Успенского собора во Владимире{377}. Столь же произволен и портрет Андрея, данный в «Истории» Татищева: «ростом был не велик, но широк и силен вельми; власы черные, кудрявы, лоб высокий; очи великие и светлые»{378}. От подобных общих характеристик мало отличается созданный в новое время В. М. Васнецовым образ Андрея во Владимирском соборе в Киеве — это «русский витязь» в театрально-декоративном воинском уборе, воин с лицом будущего «мученика».

Лишь в советское время мы получили неожиданную возможность непосредственно и прямо взглянуть в лицо нашего героя. Скульптор-антрополог М. М. Герасимов создал скульптурный портрет — документальную реконструкцию облика Андрея Боголюбского по его черепу. Этот портрет вызвал горячие возражения, сомнения и споры, не прекращающиеся и теперь, — слишком неожиданным был в своей человеческой конкретности образ «владимирского самовластца». Он резко расходился с тем смутно рисовавшимся нашему воображению обликом русского князя, крупнейшего строителя жизни великорусского центра, который владел нашей мыслью, может быть, соединяясь с отвлеченным образом князя, созданным Антокольским в его Ярославе Мудром или с васнецовским «благостным» Андреем. Так с необычайной и впечатляющей деятельностью Боголюбского соединялся его остро индивидуальный и суровый облик: и внешне и внутренне он менее всего подходит под понятие святого князя, мощи которого покоятся во владимирском Успенском соборе.

Интерес к культу Боголюбского неожиданно возобновился почти ровно через сто лет после его канонизации. 11 марта 1801 года в Инженерном замке заговорщиками был задушен император Павел I, который нимало не напоминал умного и деятельного владимирского «самовластца». Сходным был лишь финал их жизни