Реформация - Уильям Джеймс Дюрант

ему свой меч. И тут сэр Тристрам встал на колени и отдал ему свой меч….. И пошли они оба к камню, и опустились на него, и сняли свои шлемы…. и поцеловались друг с другом сто раз.49

Какой скачок из этого воздушного царства, в котором никто никогда не работал, а все женщины были «джентльменками», в реальный мир «Пастонских писем», этих живых посланий, которые связывают разрозненную семью в привязанности и финансах в Англии пятнадцатого века! Вот Джон Пастон, занимающийся адвокатской практикой в Лондоне или в округе, пока Маргарет воспитывает их детей и управляет его имуществом в Норвиче; он — деловой, суровый, скупой, компетентный; она — покорная, скромная, умелая, робкая жена, которая трепещет при мысли, что обидела его;50 Такими были Гвиневеры в реальном мире. И все же и здесь есть нежные чувства, взаимная забота, даже романтика; Марджери Брюс признается сэру Джону Пастону II, что любит его, и скорбит, что приданое, которое она может ему принести, намного ниже его состояния; «но если вы любите меня, как я верю, что любите, вы не оставите меня поэтому»; и он, хозяин состояния Пастонов, женится на ней, несмотря на жалобы родственников, и сам умирает через два года. Под твердой поверхностью того беспорядочного века скрывались нежные и ранимые сердца.

VII. АНГЛИЙСКИЕ ГУМАНИСТЫ

Не стоит удивляться, что буйство классической учености в Италии времен Козимо и Лоренцо Медичи вызвало лишь робкий отклик в Англии, чьи купцы мало заботились о письмах, а дворяне не стыдились неграмотного богатства. Сэр Томас Мор в начале шестнадцатого века считал, что около 40 процентов англичан умеют читать.51 Церковь и подконтрольные ей университеты пока оставались единственными покровителями ученых. Заслуга Англии в том, что в этих обстоятельствах, среди разорений и насилия войны, такие люди, как Гросин, Линакр, Латимер и Колет, были тронуты итальянским огнем и принесли в Англию достаточно его тепла и света, чтобы Эразм, arbiter litterarum Европы, чувствовал себя как дома, когда он приехал на остров в 1499 году. Гуманистов, посвятивших себя изучению как языческой, так и христианской культуры, осуждали несколько зазнавшихся «троянцев», боявшихся этих «греков», привозивших дары из Италии; но их мужественно защищали и дружили с ними такие великие церковники, как Уильям Уэйнфлит, епископ Винчестерский, Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, Джон Фишер, епископ Рочестерский, и, позднее, Томас кардинал Вулси, канцлер Англии.

С тех пор как Мануэль Хрисолорас посетил Англию (1408 год), некоторые молодые английские ученые подхватили лихорадку, единственным лекарством от которой, по их мнению, была учеба или разврат в Италии. Хамфри, герцог Глостерский, вернулся из Италии со страстью к рукописям и собрал библиотеку, которая впоследствии обогатила Бодлиан. Джон Типтофт, граф Вустер, учился у Гуарино да Верона в Ферраре и у Джона Аргиропулоса во Флоренции и вернулся в Англию с большим количеством книг, чем морали. В 1464–67 годах монах Уильям Тилли из Селлинга учился в Падуе, Болонье и Риме, привез оттуда множество языческих классиков и преподавал греческий язык в Кентербери.

Одним из его ревностных учеников там был Томас Линакр. Когда Тилли снова отправился в Италию (1487), Линакр сопровождал его и оставался там двенадцать лет. Он учился у Полициана и Халкондила во Флоренции, редактировал греческие труды для Альдуса Мануция в Венеции и вернулся в Англию настолько искушенным в различных областях знаний, что Генрих VII призвал его в качестве наставника Артура, принца Уэльского. В Оксфорде он вместе с Гроцином и Латимером составил почти оксфордское движение в сторону классических языков и литератур; их лекции вдохновили Джона Колета и Томаса Мора, а также привлекли самого Эразма.52 Линакр был самым универсальным из английских гуманистов: он владел греческим и латынью, переводил Галена, пропагандировал научную медицину, основал Королевский колледж врачей и оставил свое состояние, чтобы основать кафедры медицины в Оксфорде и Кембридже. Благодаря ему, говорил Эразм, новая наука настолько утвердилась в Британии, что ни одному англичанину больше не нужно было ехать учиться в Италию.53

Уильяму Гросину было уже сорок лет, когда он присоединился к Линакру во Флоренции. Вернувшись в Англию в 1492 году, он снял комнату в Эксетер-колледже в Оксфорде и ежедневно читал лекции по греческому языку, несмотря на протесты консерваторов, которые боялись, что оригинальный текст Нового Завета нарушит тысячелетний авторитет латинского перевода Вульгаты Иеронима. Но Гросин был убежденным ортодоксом в доктрине и строгим в своей нравственной жизни. Английский гуманизм никогда не развивал, как некоторые ученые итальянского Возрождения, даже скрытой враждебности к христианству; он ценил христианское наследие превыше всех интеллектуальных изысков, а его самый знаменитый ученик не испытывал никакого смущения, будучи деканом собора Святого Павла.

Джон Колет был старшим сыном сэра Генри Колета, богатого торговца, родившего двадцать два ребенка и два раза занимавшего пост мэра Лондона. В Оксфорде юноша заразился гуманистическим пылом Линакра и Гросина и «жадно поглощал» Платона, Плотина и Цицерона. В 1493 году он путешествовал по Франции и Италии, встретился с Эразмом и Буде в Париже, был сильно тронут Савонаролой во Флоренции и потрясен легкомыслием и свободой кардиналов и Александра VI в Риме. По возвращении в Англию, унаследовав богатство отца, он мог бы занять высокое положение в бизнесе или политике, но предпочел схоластическую жизнь в Оксфорде. Игнорируя традицию, согласно которой богословие мог преподавать только священник, он читал лекции по Посланию святого Павла к римлянам; он заменил схоластическую диалектику критикой и разъяснением текста Вульгаты; и его большие аудитории чувствовали себя освеженными новизной его метода и его акцентом на доброй жизни как лучшей теологии. Эразм, видевший его в Оксфорде в 1499 году, описал его как святого, вечно искушаемого похотью и роскошью, но «сохранившего цветок своей девственности до самой смерти», презиравшего легкомысленных монахов своего времени и посвятившего свое состояние благочестивым делам и благотворительности.54

Он был верным оппозиционером в Церкви, любя ее, несмотря на ее недостатки. Фиэ подвергал сомнению буквальную истинность Бытия, но принимал боговдохновенность Библии. Он предвосхитил реформаторов, подчеркивая авторитет Писания в противовес церковным традициям и формам, отвергая схоластическую философию как интеллектуальное разбавление простого христианства, сомневаясь в исповеднических полномочиях священников и реальном Присутствии Христа в освященном хлебе, а также осуждая мирскую сущность духовенства: