Христианские левые. Введение в радикальную и социалистическую христианскую мысль - Энтони Д. Уильямс

этой причине в Соединенных Штатах возникли вуманистская (афроамериканская) и мухеристская (латиноамериканская) теологии[894]. «Белые женщины, – говорят теологи этих направлений, – действительно страдают от угнетения как женщины, но по отношению к черным женщинам они находятся в привилегированном положении из‐за преимуществ, которые белизна, а часто и классовая привилегия приносят в расистском, неравном обществе»[895]. Здесь видно одно из ключевых различий между вуманизмом и некоторыми направлениями феминистской теологии, а также мейнстримным феминизмом первой и второй волны – а именно, интерсекциональность. Также она отличает вуманистскую теологию от американской теологии освобождения чернокожих, которая в ранних своих версиях не включала угнетение чернокожих женщин как женщин или женщин в целом. Еще одним отличием вуманизма от белого феминизма – хотя на этот раз свойственным и теологии освобождения чернокожих – является его укорененность в черной Церкви[896].

Дальнейшая критика феминистской теологии исходит от ЛГБТ+– и квир-теологии, которая утверждает, что феминистская мысль сделала недостаточно для разрушения гетеронормативности. ЛГБТ+-теология в самой упрощенной своей форме отвергает греховность гомосексуализма, утверждает, что отношения ЛГБТ+ сотворены Богом как благие, и поэтому рассматривает гей-сообщества как ведущие к освобождению и нуждающиеся в нем. Это проект «развенчания и противодействия гомофобии религиозного сообщества посредством переработки его ресурсов, переосмысления религиозных нарративов с целью включить и даже утвердить в правах членов ЛГБТ-сообщества»[897]. В этом смысле ЛГБТ+-теология похожа на теологию феминистскую: она заявляет, что принятие ЛГБТ+ не заявлено в Библии или церковной традиции эксплицитно, но подразумевается в освободительном послании Библии. Гэри Дэвид Комсток (р. 1945) резюмирует эту точку зрения следующим образом: «Христианское Писание и традиция – не авторитеты, у которых я ищу одобрения, скорее это материал, в котором я ищу руководства и уроков, а также институты, которые я пытаюсь интерпретировать, реформировать и изменять»[898]. Как и другие теологи освобождения, Комсток и Ричард Кливер (р. 1954) фокусируются на Исходе и Воскресении как части освободительного нарратива Священного Писания. Кливер полагает: «Эти события показывают, что Бог спасает через создание новых типов людей». Его основной богословский тезис заключается в том, что спасение – вопрос не индивидуальный и относится скорее к политическим действиям общины. Оно требует отвергнуть «буржуазную религию» и образовать семью нового типа[899].

Имеется определенное напряжение между «лесбийской и гейской теологиями освобождения, которые стремятся нормализовать гомосексуальность, с одной стороны, и квир-теологиями, которые пытаются отменить категорию нормальности, с другой»[900]. В последней «квир-» связано с тем, о чем Генриетта Марианна Катоппо писала как о «Другом», а Густаво Гутьеррес – как о «нечеловеке». По этой причине «квир-теологи обычно заявляют, что христианство уже давно является квирным по своей природе, что особенно очевидно в размышлениях о воплощении и Троице, которые показывают, что Христос всегда выходил из нормы, не вписывался в категории и, по существу, сделал мир квирным»[901]. Если более ранняя гей-теология освобождения фокусировалась на сексуальной ориентации, исключая другие вопросы, то более поздняя ЛГБТ+-теология оказалась открыта размышлениям о различных элементах угнетения, вновь подчеркивая интерсекциональность более развитых теологий освобождения. К примеру, Вирджиния Рэйми Молленкотт (1932–2020) и Джастин Сабиа-Танис (р. 1969) развивали теологию трансгендерности[902]. Такая теология стремится создать «христианскую теологию утверждения»[903].

Несмотря на многообразие феминистской, вуманистской, гей-, ЛГБТ+– и квир-теологии, остаются те, кто утверждает, что «христианская теология не только коренится в гетеросексизме, но и является патриархальной, расистской и классовой»[904]. Среди них, например, Мэри Дейли, которая утверждала, что «феминистскому освобождению нужны более глубокая критика христианства и новые формы языка и сообщества». Однако критический подход привел ее к выходу из институциональной Церкви, отдалил от ортодоксального понимания христианства, а впоследствии и вовсе заставил отказаться от христианства[905]. Даже такие теологии, как теология Рютер, хотя и разработаны в рамках христианства, при создании феминистских форм религии опираются на гностицизм и язычество[906]. Феминистская теология ступила на путь, который называют постхристианским направлением. Например, духовность, обращенная к богиням, взывает к памяти и активному присутствию древних богинь земли, в частности Исиды, Кибелы, Деметры, Астарты, Керидвен, Афродиты и так далее. Этот пример – только из одной традиции: африканские, афро-карибские, индийские, японские, китайские и латиноамериканские женщины, стремясь к расширению своей духовности, активно восстанавливают традиции богинь собственных культур. Кроме того, викка, или движение ведовства, часто связываемое с именем Стархоук, обращается к силе древней богини при проведении своих ритуалов исцеления, праздновании наступления новых времен года и в этическом образе жизни, основанном на уважении к земле и телесным ритмам[907].

Как мы видели, феминистская теология – не единственная теология освобождения, опирающаяся на нехристианские концепции и взгляды на мир, но она, вероятно, опирается на них в большей степени, чем другие теологии освобождения и другие направления левого христианства. В связи с этим возникают вопросы о том, является ли феминистская теология – и другие традиции левых христиан, как межконфессиональные формы теологии освобождения, о которых говорилось выше, – собственно христианскими.

Некоторые феминистки, заявляющие, что институциональная Церковь слишком мизогинна для их целей, создали свои собственные церковные структуры. Наиболее заметный пример такой организации – Женская церковь, которую Мэри Грей охарактеризовала как «исход не из институциональной Церкви, а из патриархата» и цель которой – стать «глобальным движением женщин, ищущих подлинные церковные общины, основанные на справедливости»[908]. Это движение было создано в 1983 году в Грейлвилле, христианской общине в Лавленде (штат Огайо), на конференции, в которой принимали участие около 1400 женщин-католичек. Со временем это церковное движение распространилось по всему миру, став межконфессиональным и экуменическим[909]. Женская церковь будто просится к сравнению с британской Лейбористской церковью начала XX века, основанной унитарианским проповедником Джоном Тревором. Лейбористская церковь возникла похожим образом: из убеждения, что существующей Церкви недостаточно для удовлетворения потребностей рабочего класса. Однако вскоре Лейбористская церковь отошла от специфически христианских языка и доктрины. Она выражала скорее социализм как религию, чем религиозный социализм. Возможно, Женской церкви грозит аналогичная опасность обратиться к феминизму как религии, а не к религиозному феминизму[910].

Заключение

Теология освобождения распространилась по всему миру, адаптируясь к различным обстоятельствам и контекстам. Это стало возможным потому, что, хотя конкретную теологию освобождения нельзя импортировать в другую культуру или контекст, методологию теологии освобождения перенести можно. Приверженность праксису как необходимое условие богословских размышлений, раскрытие истины, отталкивающееся от опыта угнетенных, верность – в широком смысле слова – освобождению: все это стало основой для развития идей, которая может быть перенесена в другие условия. Как и Латинская Америка, другие части третьего мира, пострадавшие от колониализма и зависимости от мирового экономического центра,