Королева моды: Нерассказанная история Марии-Антуанетты - Сильви Ле Бра-Шово

первые признаки седины у которой появились еще после скандала с ожерельем, что отметил граф Эстерхази, увидевший ее без пудры в июле 1786 года. Скорее всего, после того как три года спустя Мария-Антуанетта полысела (а герцогиня Девонширская это прокомментировала), отросшие волосы были уже седыми. Седину, которая перемежалась с волосами, светлыми от природы, долгое время скрывали под слоями цветных пудр. Один из молодых национальных гвардейцев, служивших в Тюильри в 1791 году, писал: «Без пудры ее волосы были бы слишком светлыми», – и это неудивительно, так как королева уже поседела. 5 октября разъяренная толпа, измученная голодом и жаждавшая мести, двинулась на Версаль. Людовик XVI в это время охотился в лесах Мёдона, а Мария-Антуанетта, как утверждала мадам Кампан, находилась в своем убежище в Трианоне, хотя это не подтверждается другими свидетельствами. Возможно, в тот мрачный день она укрывалась от дождя, или же избегала нежелательных гостей, так как ее сады теперь были открыты для депутатов, присутствовавших в Версале. Как бы то ни было, королева навсегда покинула тихий уголок. Людовик XVI, отказавшись применять силу против народа и тем самым прекратить бунт, предложил супруге бежать с детьми в Рамбуйе, где он к ним присоединился бы позже. Она решительно отказалась. Тем временем толпа продолжала марш по грязи и под проливным дождем. Ночь оказалась ужасной: по счастливой случайности королеве удалось избежать гибели от рук нападавших, желавших ее смерти. На следующее утро она без колебаний вышла на балкон, обращенный к Мраморному двору, и предстала перед бушующей толпой. Бледная, с растрепанными волосами, она была столь исполнена достоинства, что люди внезапно затихли. Наконец королевская семья покинула Версаль навсегда. Их карета следовала за процессией, во главе которой будущие санкюлоты на пиках несли головы стражей. Путь до Парижа занял шесть мучительно долгих часов. 300 женщин, участвовавших в шествии, носили кокарды «Нации», подаренные королевой и мадам Аделаидой, – жест, который оказался совершенно бесполезным. Так Людовик XVI, подавленный, но все еще полный надежды, и Мария-Антуанетта, сломленная, но не готовая сдаваться, прибыли в столицу, где провели почти три года в замке Тюильри. Вместе с детьми, мадам Елизаветой и оставшимися преданными людьми они переживали череду надежд и тревог. Претерпевая «страдания, печали и волнения» [7], королева оставалась изысканной, ведь что бы сказали, если бы она запустила себя? Ежедневно зеваки собирались, чтобы увидеть королеву с детьми в саду Тюильри, где их держали в заключении. Одни уходили с умилением, наблюдая, как она с нежностью прогуливается с «милым ангелом», пятилетним дофином, и «Муслинкой», своей уже довольно взрослой дочерью. Другие, как в зверинце, смотрели на «австрийскую курицу», как ее называли в грязных памфлетах, которые распространялись о ней повсюду.

«Помните, – говорила она своей камеристке, – против меня не употребят ни капли яда… клевета куда лучше подходит, чтобы убивать людей; именно она меня и погубит». Однако необходимо было показываться людям, вновь и вновь проявлять себя как мать и королева, не провоцировать и не разочаровывать, оставаться достойной ради монархии и самой себя. С 1787 года расходы на королевский гардероб начали снижаться и со временем стали вполне приемлемыми. В 1790 году счета мадемуазель Бертен уменьшились вдвое, как и расходы дам Помпей и Элофф. Перевезенный в Париж гардероб Марии-Антуанетты больше не претерпевал серьезных изменений. Помимо официальных нарядов, королева носила главным образом легкие платья из перкаля, канифаса или белой муслиновой ткани, а также пьеро, рединготы и платья а-ля тюрк. Между траурными периодами она сохраняла пристрастие к цветочным мотивам: в 1791 году в описаниях ее одежды упоминаются узоры из фиолетовых анемонов, вышивки с розами и васильками, барвинком, жимолостью, лютиками, ветками сирени, полевыми цветами и колосьями пшеницы [8]. Ее церемониальные наряды менялись только за счет новых украшений, которые чаще всего предоставлялись магазином Le Grand Mogol. Сотрудничество с мадемуазель Бертен продолжалось, что подтверждают упоминания о переработке ее прежних вещей: соболиный мех на платье из красного бархата, на котором была заменена отделка; птичьи перья на другом платье из розово-белого полосатого сатина; маргаритки на юбке зеленого платья а-ля тюрк; крупные кружева, украшавшие белую газовую юбку [9]. В апреле Le Grand Mogol доставил полностью переделанное платье из бело-голубого гроденапля, расшитое цветами того же цвета, дополненное шелковыми кружевами и тюлем, а также мантильей, отделанной тончайшим кружевом. Возможно, королева готовила его для празднования Пасхи в Сен-Клу, где она надеялась немного передохнуть на свежем воздухе, как в прошлом году. Однако ей запретили выезжать, и она, вероятно, надела его в Сен-Жермен-л’Осерруа, где королевская семья присутствовала на пасхальной мессе, отслуженной «присяжным» священником. С течением времени поставки из Le Grand Mogol становились все скромнее, ограничиваясь накидками, небольшими аксессуарами, чепцами, пуфами, соломенными шляпами, лентами и принадлежностями для отделки существующих нарядов. Ситуация ухудшалась с каждым днем, и Людовик XVI наконец согласился отправиться в крепость Монмеди (на границе с современной Бельгией). Ночью 20 июня 1791 года королевская семья покинула Тюильри.

Хотя побег был тщательно спланирован, его сценарий едва ли кажется правдоподобным, учитывая, какое строгое наблюдение установили над королевской семьей; несмотря ни на что, им удалось бежать. Для Марии-Антуанетты выход из дворца стал настоящим кошмаром: одетая в серое шелковое платье и черную накидку, с лицом, скрытым под темной шляпой с газовой вуалью, и тростью в руке, она заблудилась в ночи. В сопровождении лишь одного телохранителя в рединготе и сапогах для верховой езды она пересекла Сену по Королевскому мосту, дошла до улицы Бак, но затем повернула назад, снова сбилась с пути в темном лабиринте старого квартала напротив Лувра, которого сегодня уже не существует. Наконец она добралась до улицы Эшель – места встречи, где ее семья вместе с Ферзеном, стоявшим во главе операции, с волнением ожидала ее. Начался тревожный путь, и все сразу пошло не так, как было задумано. Эпопея королевской семьи завершилась в Варенн-ан-Аргоне, откуда их под палящим солнцем и с барабанным боем доставили обратно в Париж. Грязные и изнуренные, они вернулись в Тюильри, который замкнулся вокруг них, словно тюрьма. Более удачливый и лучше подготовленный граф Прованский, бежавший той же ночью, достиг своей цели. Для Людовика XVI все было кончено: отныне отголоски его репутации доброго короля, его простота и природное добродушие больше не имели значения. «Людовик-беглец» больше не был королем. На его пути мужчины больше не снимали шляп, нанося таким образом немое оскорбление тому, кто еще недавно вызывал уважение.

В январе 1792 года времени для пышных нарядов уже не оставалось. Мадемуазель Бертен лишь «подготовила» церемониальный наряд из голубого атласа к празднованию Нового года, «освежив» шелковые кружева и добавив новый волан из газа. В начале марта Мария-Антуанетта потеряла брата Леопольда и облачилась в глубокий траур, для которого модистка поставила подобающие черно-белые наряды. 20 июня 1792 года дворец Тюильри впервые подвергся штурму. Людовик XVI, которого санкюлоты заставили надеть красный колпак, отвечал на беспорядки лишь своей решимостью к ненасилию. 14 июля он в последний раз появился на публике на Марсовом поле; Мария-Антуанетта, изнуренная страхом, наблюдала за церемонией с возвышения и заливалась слезами. Еще слышались возгласы «Да здравствует король», но вскоре никто не осмеливался их произносить. 10 августа манифест герцога Брауншвейгского, вдохновленный эмигрировавшими принцами и угрожавший Парижу вторжением коалиционных армий, ускорил назревавшее восстание. Дворец Тюильри был окончательно захвачен радикалами, накаленными до предела. Из окна, выходившего на площадь Каррузель, молодой Бонапарт, которому тогда было 24 года, с негодованием наблюдал за бойней швейцарской гвардии, которой Людовик XVI приказал сложить оружие. Наполеон запомнил этот урок. Под звон колоколов кровожадная толпа вынудила королевскую семью укрыться в зале Национального собрания, расположенном неподалеку. В панике Мария-Антуанетта, с красными от слез глазами, с лицом и грудью, покрытыми «полосами» [10] от сильных переживаний, предположительно порвала одну из своих туфель. Ее продали на аукционе в 2012 году; и если она подлинная, то ее черный цвет свидетельствует о том, что королева была в трауре, что также подтверждают счета мадемуазель Бертен за этот период и описание графа де Воблана, который упоминал короля в фиолетовом шелковом одеянии.

Памятные туфли Марии-Антуанетты

Черная порванная туфля с высоким каблуком, предположительно, была подарена 11 августа барону Эммануэлю д’Обье, рыцарю королевской палаты, и сохранена его потомками. Длина – 24 см, современный размер – 36,5.