Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

К весне 1943 года отношения были уже настолько сдавлены и спрессованы, что напоминали залежалый, весь в черных точечках и желтых промоинах, мартовский снег.

Как-то Яша увидел жену в обществе венгерских офицеров и, вероятно, заподозрил измену. После невыносимо тяжелой для обоих ссоры он собрал вещи и книги и ушел — перебрался к Каштелянчуку и Герасимову.

Вскоре после этого, уже в апреле, Яша встретил случайно на улице знакомого еще с юношеских лет парня-соседа — Левитина. Ну поговорили — и разошлись. Левитин же — сам напополам еврей и украинец — подвизался переводчиком в гестапо. Опаснейшая комбинация: такого сказкой про караима Галича, если что, не убедишь. Выслушав рассказ об этой встрече, друзья уговорили Яшу залечь на дно и ни в коем случае не выходить на улицу! Да чего там уговаривать: Яша и сам так думал!

Между тем оба — и Надя, и Яша — страдали от разлуки, оба — инстинктивно — стремились к новому разговору, и оба очень надеялись, что к примирительному. Надя, конечно же, знала Яшин адрес, но говорить с ним в чужих стенах, видимо, не хотела. Она передала Яше записку (интересно — как?) и пригласила к себе, на Михайловскую. Яша же, получив записку, опрокинул все моратории и обеты и помчался к ней сломя голову!

И все — он уже не вернулся!..

Друзья знали, куда он пошел, отчего к Наде вскоре явился Борис Каштелянчук. Надя — в слезах и с рассказом, что Яша был у нее, что они хорошо поговорили, после чего он ушел. А когда она провожала его взглядом через окно, то увидела, как к Яше подошли трое — Левитин с двумя немцами — и увели в гестапо.

Все это и правда смахивает на западню (она что — знала Левитина и раньше?). Но вероятнее, что о приходе Яши стукнул кто-то из Надиных соседей, мотивированных Левитиным. Будь провокатором Надя, ничто не помешало бы ей сдать и всех Яшиных спасителей, а она этого не сделала.

4

...Якова схватили 16 апреля 1943 года и сдали на Короленко, 33.

Там его, возможно, допросили — и расстреляли в тот же день.

В «Перечне записей, произведенных на стенах и предметах оборудования тюрьмы СД и гестапо в городе Киеве содержавшимися в ней заключенными», в разделе, посвященном камере № 17[297], под № 72 есть и его процарапанная запись:

Яков Галич, [родился] 16.7.1921, расстрелян 16.4.1943[298].

P.S. Две фотографии

Чудом сохранились две поразительные фотографии евреев, идущих в Бабий Яр (см. во второй вкладке). Обе сделаны 29 сентября, сделаны немцами и, судя по всему, — на улице Мельникова: одна утром, другая днем.

Утренняя обнаружена в архиве г. Ансберга в Баварии, среди материалов суда над членами 303-го батальона полицейского полка «Юг». Густой людской поток движется по обоим тротуарам, не покушаясь ни на проезжую часть, ни на трамвайные пути, оставленные немецкому автотранспорту. Об этом фото замечательно написала Катерина Петровская:

Когда мы вглядываемся в старые фотографии, в лица из далекого прошлого, мы знаем, что этих людей больше нет, они умерли. На любом старом снимке лежит печать смерти — обретение живого изображения и смерть завязаны в один узел. Но в фотографии, что перед нами, есть одно существенное отличие: все эти люди умрут не когда-то потом, в конце жизни, а сегодня, через несколько часов. <...> Они находятся в непосредственной близости от смерти. Смерть освещает идущих, и, видимо, они сами начинают это понимать.

Вторую — приобрел в интернете Стефан Машкевич. На обороте — выразительная карандашная надпись по-немецки: «Последний земной путь евреев. Киев, в сентябре 1941».

Улица не запружена, запечатлен момент, когда людской поток где-то впереди притормозил, и все остановились. Весь поток легко уместился на одной стороне улицы: пешие — на тротуарах, а телеги на брусчатой проезжей части пришвартованы к земляному, как кажется, бордюру. Все подводы доверху нагружены скарбом, но на каждой, кроме возниц, еще по двое — по трое неходячих. Справа на фотографии нос немецкого грузовика: скорее всего, он едет порожняком, торопится к Бабьему Яру — на очередную «загрузку». И тогда осознаешь, как тесно было потом всему этому скарбу на одном-единственном этаже одного школьного здания!

На телегах среди поклажи — безразмерные матерчатые тюки и узлы. Чемоданы и баулы несли в руках, это сейчас они ненадолго на земле. Легко представить, в какой нервозности и спешке буквально всю последнюю ночь все эти емкости укладывались!

День 29 сентября был довольно теплым и солнечным, но мы видим, что люди одеты во все самое зимнее, транспортируя на себе и пальто, и шубы. Еще бы: им же предстоит дальняя и долгая эвакуация!

О том, насколько коротким будет их маршрут, они еще не вполне догадались.

УБИТЫЕ ПОСЛЕ «ГРОСС-АКЦИИ»

Евреи

2 октября в Киев с инспекцией приезжал Гиммлер — в новом, надо полагать, мундире[299]. Еккельн лично доложил ему о результатах «Гросс-акции», а через 9 дней Гиммлер, заново перетасовав тузов в своей кадровой колоде, — рокировал рабочие места Еккельна и Прютцмана: Еккельн отправился в Ригу, а Прютцман — в Киев.

Расстрелы же в Бабьем Яру возобновились — точнее, продолжились — уже 1 октября. Самое меньшее — на два-три дня, так как грузовики зачастили уже не только с Керосинной, но и с улицы Короленко, где, по соседству друг с другом, в двух завидных зданиях на этой улице располагались СД, или гестапо (Короленко, 33) и украинская полиция (Короленко, 15). В Киеве, на Лукьяновке, находилась большая городская тюрьма, но в обоих зданиях имелись подвалы с камерами для подследственных, в обоих происходили не только допросы и пытки, но и казни. Так что под тентами грузовиков могли находиться как живые обреченные, так и уже мертвые. И не только еврейские, разумеется!

Последовательность расстрельных событий после «Гросс-акции» поддается такой реконструкции.

1 октября — третий день расстрела. Жертвы — по-прежнему исключительно евреи — гражданские и военнопленные, но числом всего лишь в тысячи, а не в десятки тысяч. Перед убийством их укладывали компактно — блобелевским методом «сардин». Военнопленные были задействованы на присыпке рядов, но самый верхний ряд вечером присыпан не был, а оставался на ночь так.

2 октября — военнопленные вновь задействованы на засыпке этого последнего ряда. Фотографии военкора Йоханнеса Хёле, на которых не видно трупов, но видны советские