Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

вдова хана, регентша Монгольской империи и мать ханских детей (которую захватили и привезли в ханскую ставку, «зашив обе руки в сыромятную кожу»), была подвергнута публичному унижению перед судом: «Мункасар-яркучи, обнажив ее, потащил на суд и допрашивал. Она сказала: “Зачем другие смотрят на тело, которое никто, кроме государя, не должен видеть?”». После вынесения приговора она была завернута в кошму и брошена в воду. Одну из ее сообщниц, Тогашай-хатун, не только казнили жестокой смертью, но и «позаботились» о том, чтобы причинить мучения ее супругу Есу-Мунке: Кара-Хулагу[74] приказал пытать ее, «раздробить ей кости», а затем «топтать ее ногами в присутствии Йисун-Буки и [этим] исцелил [свою] грудь от давней злобы» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 137, 138][75].

С показательной жестокостью была казнена ханша Тайдула, в течение нескольких десятилетий активно участвовавшая в управлении Золотой Ордой: «Посадили Биким в крытые санки, полость крепко завязали и запрягли необъезженного жеребца и отпустили. Этот бешеный конь понес санки и ударял ее по буеракам и оврагам, пока Биким не погибла» [Утемиш-хаджи, 2017, с. 52].

Подобная практика продолжалась в XV в. Во время борьбы за власть в Чагатайском улусе между потомками Тимура один из его внуков, Халил-Султан, попал в плен к своему дяде Шахруху (мужу вышеупомянутой Гаухаршад-ака) вместе с женой Шад-Мульк, которая своим вмешательством в дела государства вызывала гнев членов рода Тимуридов и знати. Муж ее, отказавшись от претензий на верховную власть в пользу дяди, вскоре был освобожден, сама же Шад-Мульк была оставлена в качестве заложницы. Вероятно, в попытке найти основания для предания ее суду Шад-Мульк также обрекли на многочисленные мучения и унижения: «Ее подвергли позору и оскорблениям, заставили спать со своими стражниками, подвергали порке плетьми, заставляли заниматься унизительным трудом; а после всех этих унижений, сорвав с нее одежду и связав, водили по базарным местам, а глашатай оглашал ее прегрешения» [Ahmed ibn Arabshah, 1936, р. 290–291] (см. также: [Бартольд, 1964, с. 89]). Однако, как сообщают источники, позднее Шад-Мульк все-таки вернули мужу – вероятно, так и не добившись от нее признания в совершении преступлений.

Тот факт, что многие процессы (как и в отношении мужчин – соперников в борьбе за власть) носили «заказной» политический характер, подтверждается сообщениями самих же средневековых авторов. После смерти хана Гуюка выяснилось, что Фатима-хатун была оклеветана неким Широй, который, в свою очередь, был обвинен в колдовстве, подвергнут пыткам и предан почти такой же казни – через утопление [Джувейни, 2004, с. 170; Рашид ад-Дин, 1960, с. 117]. В 1251 г. представители рода Чингис-хана, свергнувшие потомков Угедэя, обвинили их в том, что они казнили без суда Алталун, дочь Чингис-хана [Рашид ад-Дин, 1960, с. 80]. Фасих Хавафи сообщает, что, хотя Багдад-хатун казнили формально по обвинению в отравлении супруга, фактически с ней расправились за то, что она отказалась признать нового ильхана – Арпа-хана [Фасих, 1980, с. 59]. Разнобой в обвинениях Огуль-Гаймиш или той же Багдад-хатун (которых обвиняли то в отравлении или колдовстве, то в заговоре или измене) показывает, что их казнь была предрешена и выдвигаемые обвинения были лишь формальностью, необходимой для придания законности судебным процессам над ними. Подобный подход неоднократно использовался и в отношении проигравших в борьбе за власть соперников мужского пола (см. об этом подробнее: [Почекаев, 2015, с. 213–230]). И то, что победители, лишавшие женщин власти, не брезговали при расправе с ними действовать так же, как и по отношению к соперникам мужского пола, показывает, насколько опасными они считали этих конкуренток в борьбе за власть.

Правительницы-судьи

Теперь рассмотрим случаи, когда правительницы тюрко-монгольских государств не представали перед судом, а, напротив, сами были судьями. Специфика судебной системы Монгольской империи и ее наследников стала причиной малочисленности сведений в источниках о судебной деятельности монархов в целом. Таким образом, не приходится удивляться, что сообщения о суде женщин-правительниц можно вообще пересчитать по пальцам одной руки. Нам удалось найти лишь несколько таких случаев, которые содержат достаточное количество информации, позволяющей сделать некоторые выводы.

Первый относится к периоду ранней Монгольской империи, который, как уже отмечалось, был весьма подробно освещен в имперской придворной историографии. Речь идет о регентстве вышеупомянутой ханши Туракины и ее репрессиях против влиятельных нойонов, не поддержавших ее приход к власти. По сообщениям Джувейни и Рашид ад-Дина, Туракина, при активном участии вышеупомянутой же Фатимы-хатун, отдала приказ об аресте нескольких влиятельных сановников своего покойного супруга Угедэя. Однако большинству из них удалось найти убежище у улусных правителей, которые могли себе позволить не подчиниться распоряжениям регентши. Поэтому упоминается лишь об одном деле, которое закончилось обвинением и казнью, – суде над нойоном Коркузом, наместником в монгольском Хорасане. Ханша издала ярлык, которым повелела наместнику явиться к ее двору для рассмотрения его спора с представителями семейства Чагатая, однако он не подчинился и попытался укрыться в одной из крепостей и оказать сопротивление посланцам Туракины, тем самым дав основание обвинить себя в неподчинении законной власти. В результате Коркуз был доставлен в ставку регентши, где предстал перед ее судом. Судьи под контролем Туракины пришли к выводу, что вражда Коркуза с семейством Чагатая была самым тяжким из совершенных деяний, поэтому было принято решение отправить его во владения Чагатаидов, где он, с санкции регентши, был казнен Кара-Хулагу, внуком Чагатая. Обвиняемому была уготована весьма мучительная смерть: ему забивали рот землей и камнями, пока он не задохнулся [Джувейни, 2004, с. 167–168, 362; Рашид ад-Дин, 1960, с. 48]. Любопытно отметить сообщение Джувейни о том, что Коркуз перед судом попытался подкупить сановников, которым регентша поручила разбирательство его дела, однако из этого ничего не вышло: во-первых, ранее он не выказывал им достаточного уважения, во-вторых, Туракина и ее наперсница Фатима-хатун, несомненно, держали дело под личным контролем и не допустили бы сговора судей с обвиняемым.

Еще одна правительница, об участии которой в судебном разбирательстве известно из монгольской придворной историографии, – Сорхактани-беки, мать хана Мунке (о его суде над регентшей Огуль-Гаймиш и другими представительницами правящего рода мы уже упомянули выше). Правда, в данном случае в нашем распоряжении имеется лишь довольно невнятное упоминание Джувейни и Рашид ад-Дина о том, что Огуль-Гаймиш и Кадакач-хатун, мать Ширэмуна, были доставлены в ее ставку [Джувейни, 2004, с. 425; Рашид ад-Дин, 1960, с. 138]. Об активном участии ханской матери в следствии и суде речь не идет: все расследование вел нойон Мункесар, причем в его биографии в «Юань ши» даже не упоминается, что возглавляемое им разбирательство происходило в ставке Сорхактани [Золотая Орда…, 2009, с. 236]. Тем не менее позволим себе предположить, что статус и пол обвиняемых обусловили передачу их дела под контроль равной им по положению матери хана. По-видимому, ее статус и роль в этом судебном разбирательстве были близки к статусу Туракины в предыдущем казусе: не участвуя в процессе