Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Вот такое указание подписал целый Председатель КГБ СССР. Люди, которые занимались административной деятельностью на достаточно высоком уровне, понимают, что такого в документах, подписанных должностным лицом в ранге министра, быть не может по определению. Готовит документ исполнитель, потом его просматривает начальник исполнителя, дальше он проходит согласование по управлениям, и соответствующий заместитель Председателя несет его на подпись. И, наконец, сам Председатель внимательно смотрит, чтобы какая-нибудь дурь за его подписью в «войска» не попала. А если в подготовленном к подписи Председателя документе оказывается такое, как в приведенном Указании, то в учреждении начинается разнузданная сексуальная оргия с широким применением элементов садо-мазо.
Но и этого мало. И. А. Серов вдруг озаботился любопытством граждан насчет осужденных Коллегией ОГПУ, тройками ПП ОГПУ. Их к 1955 году уже как 21 год не было. Последние решения они 21 год назад вынесли, а граждане всё шли и шли со своими заявлениями. Вот Берия, судя по его приказу, жертвами ОГПУ совсем не заморачивался.
И правильно делал. Коллегия и тройки ОГПУ были репрессивными органами, полномочия которым, вплоть до применения ВМН, были даны Законодательным органом, ЦИК СССР, они действовали гласно. Поэтому граждане знали, что их родственников тройка ОГПУ арестовала и приговорила к расстрелу. ОГПУ скрывать было нечего. Это не то, что тройки НКВД…
Но еще до того, как на Серова обиделся бы Хрущев, все начальники Управлений КГБ и КГБ Республик сами написали бы письма лично Никите Сергеевичу с жалобами на неадекватность Председателя КГБ СССР. Дело в том, что этим начальникам нечего было отвечать гражданам, обращавшимся по поводу судеб родственников, расстрелянных тройками НКВД.
Снова открываем приказ наркома НКВД № 00447:
«Протокол заседания тройки направляется начальнику оперативной группы для приведения приговоров в исполнение. К следственным делам приобщаются выписки из протоколов в отношении каждого осужденного… Документы об исполнении приговора приобщаются в отдельном конверте к следственному делу каждого осужденного… Протоколы троек по исполнении приговоров немедленно направлять начальнику 8-го Отдела ГУГБ НКВД СССР с приложением учетных карточек по форме № 1. На осужденных по 1 категории одновременно с протоколом и учетными карточками направлять также и следственные делаю»
8-ой отдел ГУГБ НКВД СССР находился в Москве. В его адрес ушли абсолютно все документы, которые ныне обнаруживаются в областных архивах: выписки из протоколов троек, сами протоколы троек, документы об исполнении приговоров. Протоколы троек должны были быть отправлены сами по себе, остальные документы вместе со следственными делами.
Если вы обратитесь в какой-нибудь архив какого-нибудь областного управления ФСБ сегодня с просьбой предоставить вам доступ к следственным делам расстрелянных по приговорам троек НКВД, то должны получить ответ: «Эти дела с 1938 года находятся в центральном архиве, в Москве, в области нет даже протоколов троек, даже выписок из протоколов троек нет».
Но все-таки, чудеса бывают. Из областных архивов ФСБ выплывают расстрельные акты и выписки из решений троек НКВД о приговорах к ВМН в рамках операции по приказу № 00447, следственные дела.
Расскажите, как вы это делаете, волшебники? Как вам удается материализовать в областных архивах документы, находящиеся в Москве? С помощью волшебной палочки или золотой рыбки? Может пора уже найти в архивах приказ, которым отменен порядок направления материалов в Москву или приказ об их отправке снова на места? Только на экспертизу его не забудьте отнести, а то мы вам снова не поверим.
Но если все эти приказы и указания, исходившие от Берии и Серова принимать за чистую монету, то с профессором Вангенгеймом картина получается совсем уж непонятная.
Во-первых, от его жены никто и не мог скрывать, что в довесок к приговору ОГПУ он получил «10 лет без права переписки» от тройки НКВД. Более того, указания Берии и Серова прямо предписывали сотрудникам МВД того времени сообщать родственникам, что их близкие приговорены тройкой НКВД.
Но в 1956 году жена Вангенгейма получила уведомление, что только приговор ОГПУ в отношении ее мужа отменен и стала хлопотать о пенсии за него. Но ведь приговор тройки НКВД остался не отмененным! Органы соцопеки никак не могли пойти на назначении пенсии, да еще и персональной, при таком положении дел.
Во-вторых, и вдова не решилась бы начать даже документы для соцопеки собирать, зная, что ее муж еще полностью нереабилитирован, зная только об отмене решения ОГПУ. Она бы стала добиваться и пересмотра дела с решением тройки НКВД.
А может было какое-то, еще не обнаруженное в архивах, указание Серова о том, что в 1955 году пока еще не нужно реабилитировать осужденных «тройками», чтобы люди не догадались о масштабах репрессий, поэтому родственникам ничего не сообщали, а органам соцопеки — указание назначать пенсии за осужденных «тройками», если другие приговоры отменены? Но куда тогда деть это из документа, приписываемому Серову:
«В таком же порядке регистрируется смерть осужденных к ВМН, если они впоследствии были реабилитированы.»
Т. е., реабилитация осужденных «тройками НКВД» шла уже в 1955 году, никто не скрывал существования этих «троек», скрывали, якобы, только факты приговоров ими к расстрелу, для чего предписывалось всем родственникам отвечать «10 лет без права переписки» и о смерти в местах заключения.
Но для жены профессора Вангенгейма сделали исключение — от нее скрыли факт осуждения мужа на «10 лет без права переписки» «тройкой». А органы соцопеки получили указание оформить ей персональную пенсию при наличии у мужа судимости?
Согласитесь, что сочинители биографической книги о профессоре Вангенгейме, стремясь показать, каким он был заслуженным человеком, за которого даже персональную пенсию жене в 1957 году назначили, одновременно придумывая ему расстрел по приговору «тройки», совсем запутались. И упоминанием о факте назначения пенсии сами же свою ложь о расстреле сделали явной.
Причем, если бы я сам раскопал все эти факты: смешное письмо жены на имя Берии с грубой ошибкой в названии улицы, указания Берии и Серова сообщать про «10 лет без права переписки», факт реабилитации без отмены решения «тройки», назначение персональной пенсии, — то ко мне можно было бы какие-то претензии предъявлять. Можно было бы обвинить в фальсификации. Но вот я вам показываю свои руки — они абсолютно чистые! Не рылся я в архивах, поэтому меня нельзя обвинить
