Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

В 1717 году пришел черед епископа проиграть дело, связанное с правами на лес на землях арендаторов в Хэмблдоне. Дело, которое впервые рассматривалось на ассизах в Винчестере, сводилось к вопросу о том, является ли бук строевым лесом или нет: если он был «строевым лесом», то принадлежал епископу, если же просто «лесом», то арендаторы Хэмблдона могли его рубить. Несмотря на то что епископ запасся свидетельскими показаниями в свою пользу от военно-морских верфей[428], присяжные пришли к выводу, что бук не является строевым лесом: «джентльмены, которых выдвинули в жюри, — объяснял Форбс, — присутствовали не все, и их места заняли запасные присяжные заседатели»[429]. Епископ передал дело в суд Казначейства, но решение снова вынесли в пользу ответчиков[430].

Даже в случае победы такие дела доставляли ответчикам большое беспокойство и большие издержки. У бедных фермеров и лесовиков имелись собственные формы прямого воздействия, чтобы отстоять свои права. Чарльз Уизерс, генеральный инспектор лесов, докладывал в 1729 году:

Весьма легко заметить, что сельские жители повсюду думают, что у них есть своего рода право на деревья и лесоматериалы в лесах, но было ли это представление передано им по традиции, с тех времен, когда эти леса были объявлены таковыми короной и когда вокруг них происходила великая борьба и соперничество, он определить не в состоянии. Несомненно, однако, что они тщательно скрывают добычу друг друга и всегда подозрительно относятся ко всему, что делается властью короны…

Если рубили какой-нибудь строительный лес, даже по самому официальному королевскому ордеру, в присутствии лесных властей, то «многие деревенские жители из подозрительности бесцеремонно являлись на лесные торги и выражали беспокойство по поводу того, что продается их лес»[431]. При этом они не ограничивались беспокойством: в Элис Холте всякий раз, когда вырубался строительный лес, жители лесных и окрестных деревень, особенно Френшема, заявляли права на долю в «сучках и вершках», или древесных отходах, и, оказавшись в тисках закона, настаивали на этом снова и снова изо всех сил[432].

Власть епископа они ненавидели, потому что она угрожала неприкосновенности аренды и посягала на старые обычаи; но это не была сильная власть, так как обеспечивавшая ее бюрократия была громоздкой, удаленной от местных реалий, паразитической и разобщенной[433]. Власть короны в лесах была чрезвычайно слаба. Элис Холт и Бир практически не приносили дохода. Строительный дуб здесь еще не дорос до использования на строительстве флота, в то время как сравнительно хорошо управляемый лес Нью Форест располагал ресурсами в изобилии. Дичь из этих мест никогда не поставлялась к королевскому столу. Представители высших властей не видели в них интереса, чтобы взять под свою опеку. Следовательно, эти лесные районы оставались без особой поддержки центрального правительства, и в них образовался вакуум власти, за которую боролись различные местные силы.

Если одну власть ненавидели, а другая была слаба, то это не обеспечивало их доброго согласия между собой. Арендаторы епископа совершали набеги на Элис Холт ради добычи леса и оленей, как и жители церковного поместья Крондолл, расположенного к западу от Фарнхэма. Когда в Уолтхэм Чейз освободилась должность смотрителя, Ричард Нортон обратился с настоятельной просьбой к лорду-казначею, гласившей, что Уолтхэм Чейз, примыкая к Вест Уок в Бире, находится «полностью во власти епископского рейнджера, который сидит в засаде, чтобы перебить множество оленей Ее Величества, идущих… кормиться в упомянутых охотничьих угодьях и прилегающих к ним местах, и рейнджеры уже делали так и раньше». Он видел в рейнджере епископа «врага», засевшего «вблизи наших границ (и мы всегда находили в них врагов)», а потому посты смотрителей Бира и Уолтхэм Чейз, по мнению Нортона, должны были находиться в одних руках[434]. Лесники епископа, со своей стороны, оберегали Хэвантскую чащу, анклав в лесу Бир, где держались епископские олени, и претендовали на право охотиться и перегонять своих оленей из Хэванта или Уолтхэма по всему королевскому лесу[435]. А внутри лесов время от времени возникали трения между короной и частными владельцами, а также между хозяевами нескольких владений в Бире, юрисдикция над которыми была пожалована монархом[436].

Так, в 1716 году Джон Бейкер, один из лесников Нортона, встретил на таком своем участке двух мужчин с ружьями, «а потому спросил их, что они там делают», и приказал им убираться оттуда. Джентльмены (которыми оказались эти люди) отвечали, что он «дерзкий парень» и «если он не придержит язык, то один из них сломает его ружье о его голову, потому что будь он хоть немного воспитанным парнем, то он бы стащил с себя шляпу… но Джек сказал, что не знает, джентльмены они или нет, а поэтому если им не нравится его разговор, то пусть лучше на себя посмотрят…». Подозреваемые дворяне оказались сыном лорда Дормера, хозяина соседнего владения роялти, и Джоном Кэриллом, другом Александра Поупа. Нортон с готовностью бросился на защиту своего лесника, возможно, тем охотнее, что лорд Дормер и Кэрилл были католиками, а Нортон — ярым антипапистом. Кэрилл, принеся половинчатое извинение, добавил: «мой отец… никогда не отказывает ни одному приходящему джентльмену… и ему еще ни разу не отказывали в подобной привилегии». Но это объяснение не удовлетворило Нортона, так как он считал, что между дворянами должен быть какой-то «катехизис»: они не должны позволять «простым браконьерам… использовать наши собственные аргументы». «При теперешних обстоятельствах» пусть лучше не будет «ни оленя, ни фазана, ни куропатки, ни зайца… пока не появится согласованный катехизис»[437].

Однако в 1716 году лес Бир все еще оставался относительно спокойным местом и управлялся твердой рукой[438]. Самые серьезные неприятности происходили в Элис Холт и в Фарнхэме. В 1711, 1714 и 1715 годах Руперта Хоу безрезультатно отправила в Казначейство три меморандума, жалуясь на ежедневные беспорядки и незаконную охоту в лесах, на вырубку кустарников, на то, что обрубают верхушки и верхние ветви поваленных деревьев, и на то, что «преступники очень часто приходят и днем, и ночью, переодетые, при ружьях и т. п., большими толпами, так что немногочисленные лесные служащие не могут противостоять им». Так, один частный владелец, сэр Симеон Стюарт, вырубил без лицензии целый лес (Бинсвуд) площадью 160 акров[439]. В меморандуме говорилось, что «как благородные олени, так и лани будут уничтожены за очень короткое время… [преступники] приходят в таком множестве, что среди бела дня увозят их, взвалив тушу на спину лошади»; численность оленей в Холте сократилась примерно до 150, и «большая часть их — жалкие особи». В результате того, что в 1713 году суд принял решение в пользу арендаторов по делу о кустарниках, люди