Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин

вел заседание заместитель председателя правления Юрий Бондарев[301]. Среди них имя Н. Я. Эйдельмана не упоминается.

Нет имени Н. Я. Эйдельмана и в списке кандидатов, выдвинутых Союзом писателей РСФСР на Государственную премию СССР 1984 года, после обсуждения их на заседании секретариата правления 14 ноября 1983 года, проходившем под председательством С. В. Михалкова[302]. И наконец, он не упоминается в подборке «материалов, посвященных произведениям писателей-москвичей, выдвинутых на соискание Государственных премий 1983 года»[303].

В любом случае, до выдвижения на премию дело так и не дошло, и писатель, который долго лелеял надежду, 6 апреля 1984 года констатировал в дневниковой записи: «На премию-таки не двинули („дискуссия не окончена“)»[304].

Пламенные революционеры

В связи с критикой «Большого Жанно» важно отметить одну особенность. Критик А. Мальгин в своей статье «Разрушение жанра» разделывал под орех не просто книгу историка и писателя Натана Эйдельмана, а книгу серии Издательства политической литературы ЦК КПСС (Политиздата) «Пламенные революционеры», не слишком привыкшего к нападкам. Это объяснить можно только тем, что решение о тех трех персоналиях, которые стали жертвами кампании, принималось на уровне аппарата ЦК.

Серия «Пламенные революционеры» была необычным явлением на ниве советского политического книгоиздания. Она была основана к 50-летию власти Советов силами историков партии – главой Политиздата Н. В. Тропкиным (1914–1999) и зав. редакцией литературы по истории КПСС С. М. Майоровым (1906–1970)[305]. В аннотации к первой книге серии – «Вальдшнепы над тюрьмой: Повесть о Н. Федосееве» А. И. Шеметова – было сказано, что она «открывает новую большую серию повестей о борцах революции всех времен и всех континентов»[306].

В народе эта серия имела странное название «Жэ-Пэ-Эр», потому что сокращение ПР употребления в языке не получило, зато народная мудрость быстро подобрала созвучную с родственной серией ЖЗЛ аббревиатуру. В общих чертах история серии известна: наиболее полно она изложена английским историком русской культуры Полли Джонс[307]; также существуют сводные обзоры разной степени подробности наших соотечественников[308]; ценным источником для изучения этой темы остаются опубликованные в 2013 году воспоминания зав. редакцией серии В. Г. Новохатко (1929–2019)[309], хотя последние и требуют, как любой мемуарный источник, критического подхода.

Бытует мнение, что относительная свобода этой серии связана была с тем, что-де в Политиздате не слишком были искушены художественной прозой, в которой автор скрывает в тексте подтекст. Но дело скорее в том, что Политиздат был на положении ведущего в СССР издательства, а принадлежность к партии давала не только улучшенное материальное вознаграждение (как писала Юлия Мадора-Эйдельман, «Политиздат был единственным издательством, на гонорар которого можно было существовать»[310]), но и серьезный иммунитет от критики. На редакционном совещании 1981 года зам. главного редактора Г. П. Лобарев отмечал:

Николай Васильевич <Тропкин> на недавнем собрании говорил о том, что чрезмерно щадящие рецензии на книги Политиздата, почти повсеместное их расхваливание не может приносить нам большую пользу. Рецензенты боятся говорить о недостатках в наших книгах. А если и говорят – то говорят не всегда в той мере, в какой бы это заслуживала наша рецензируемая книга[311].

То есть успех серии слагался из многих счастливых обстоятельств. Это и включенность в структуру ЦК, и достаточно лояльное руководство, которое видело в «литературной» редакции факт причастности к литературному процессу; это и возможность при необходимости иметь поддержку в руководстве Союза писателей, чем издательство нередко пользовалось при трудностях с подготовкой рукописей к печати. Немало сделал для процветания серии и В. Г. Новохатко, имевший и вкус к литературе, вовлеченный в дружеские отношения со многими авторами; нельзя не отметить и того, что в числе редакторов оказалась А. П. Пастухова (1936–2014), вторая жена Юрия Трифонова, энергично рекрутировавшая писателей в число авторов[312] (она была редактором всех книг Н. Я. Эйдельмана, изданных в этой серии). Благодаря такому конгломерату внутри Политиздата наряду с неминуемыми «обязательными» для серии изданиями о большевиках удавалось выпускать в свет неординарные для той эпохи книги. Среди авторов, произведения которых были напечатаны в «Пламенных революционерах», – Василий Аксенов, Владимир Войнович, Игорь Губерман (под псевдонимами), Яков Гордин, Юрий Давыдов, Лев Славин, Булат Окуджава, Раиса Орлова, Юрий Трифонов…

Чтобы приохотить массового читателя к книгам серии, было решено избрать литературной формой не сухие научные биографии, а эмоционально насыщенные романы и повести, способные вызвать живой интерес к героям. <…> Язык художественного повествования радикально отличается от языка политических трактатов, он имеет ненавистный для партийных начальников второй план, так называемый подтекст, который не так просто искоренить. А второй план дает писателю большие возможности для выражения собственной точки зрения на исторические события, которая часто контрастирует с официозной историографией и проецирует события прошлого на современность[313].

Первые книги серии вышли в 1968 году, а завершилась серия в 1990‐м. Объем был ограничен 20 авторскими листами, привычный тираж для книг серии составлял 300 тысяч экземпляров, которые хорошо расходились в силу фиксированной цены (1 рубль 30 копеек); ряд изданий печатались вторым заводом, а одна из книг – роман Ю. Трифонова об А. Желябове «Нетерпение» – была напечатана общим тиражом 900 тысяч экземпляров (ее В. Г. Новохатко считает «лучшей книгой всей серии»[314]). Трудно пройти мимо того, с каких слов начал Ю. Трифонов свою книгу, вышедшую в 1973 году: «К концу семидесятых годов современникам казалось вполне очевидным, что Россия больна. Спорили лишь о том: какова болезнь и чем ее лечить?»[315]

Принципиальным для серии «Пламенные революционеры», как и для историко-биографической прозы вообще, считался вопрос жанровых установок. Споры об этом «регулярно, как пожарные тревоги» вспыхивали в печати. Приведенное выражение принадлежит Игорю Сухих, автору обзорной статьи о решении писателями поставленной задачи в книгах серии – статьи академичной и полезной для понимания особенностей «Пламенных революционеров»[316].

Соблюдение/несоблюдение/нарушение жанра биографической прозы есть в действительности схоластика, потому что нет рецептов, которые бы позволили создать хорошую биографию. В связи с этим напомним слова Ю. М. Лотмана:

Необходимо сразу же отметить, что любая попытка ответить на вопрос «как?» каким-либо готовым рецептом или указанием на некоторый идеальный образец заведомо обречена на провал: сколько талантливых и компетентных авторов будет браться за решение задачи, столько и вариантов положительного ответа мы получим[317].

Особенно натужными споры о жанре выглядят в связи с тем, что подавляющее большинство биографий производилось (и до сих пор производится) методом