Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
В этих случаях исполнение решения Особого Совещания приостанавливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР.»
Во-первых, у этого совещания есть Председатель, который является прямым и непосредственным начальником всех, кто входит в Совещание. Нарком НКВД. Совещание именно при наркоме. Т. е., решение по результатам рассмотрения дел на совещании выносится не по результату подсчета голосов «за» и «против», а решением председателя и он подписывает документ с решением. Подписи других членов Совещания на решении совершенно неуместны. Все другие — подчиненные наркома, а не члены какой-нибудь инвентаризационной комиссии.
Во-вторых, на решении ОСО есть еще одна подпись — лица, согласующего это решение, как мы видим из пункта 3 Постановления. Его участие обязательно и подпись о согласовании с решением либо с его несогласием — обязательна. Т. е., на всех приговорах ОСО стоят две подписи: Председателя ОСО, наркома внутренних дел, и прокурора СССР. Лица, вынесшего решение, и лица, его согласовавшего. И — 5 лет, не более. Максимум данных Законом прав.
Это мы с вами нашли загадочную «комиссию наркома внутренних дел и Прокурора СССР», которая в 38-м году рассмотрела сто с лишним тысяч дел «Особых троек НКВД» и приговорила к ВМН сто с лишним тысяч человек в рамках «национальных» операций. Якобы, конечно. В ОСО, по Постановлению ЦИК, эта «Комиссия» имела право — до 5 лет, в рамках «оперативных приказов» Ежова — к расстрелу.
Для наглядности:
«ст. 58-4. Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям, в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности влечет за собой —
лишение свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела или объявления врагом трудящихся, с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с конфискацией имущества.»
Эта статья напрямую касается «национальных» операций. Репрессий всех «харбинцев», «поляков», «македонцев». И эта статья вполне в компетенции ОСО, там не ниже трех лет. ОСО вполне могло и 3 года, и 4, и 5 дать, рассмотрев дело по этой статье. Прикол только в том, что нарком внутренних дел и Прокурор СССР, пользуясь полномочиям, предоставленными Законом, в ОСО могли по этой статье дать только 5 лет лишения свободы, и они же, нарком и прокурор, пользуясь полномочиями, предоставленными Приказом, давали и «вышак» и 10 лет по этой же статье, но только в составе «Комиссии НКВД и Прокурора СССР». Причем… (Гусары, т. е., юристы, не ржать!) — и ОСО, и эта «Комиссия» существовали одновременно!..
* * *
Эта статья напрямую касается «национальных» операций. Репрессий всех «харбинцев», «поляков», «македонцев». И эта статья вполне в компетенции ОСО, там не ниже трех лет. ОСО вполне могло и 3 года, и 4, и 5 дать, рассмотрев дело по этой статье. Прикол только в том, что нарком внутренних дел и Прокурор СССР, пользуясь полномочиям, предоставленными Законом, в ОСО могли по этой статье дать только 5 лет лишения свободы, и они же, нарком и прокурор, пользуясь полномочиями, предоставленными Приказом, давали и «вышак» и 10 лет по этой же статье, но только в составе «Комиссии НКВД и Прокурора СССР». Причем… (Гусары, т. е., юристы, не ржать!) — и ОСО, и эта «Комиссия» существовали одновременно!.. И до 1953 года, до ликвидации Особого совещания, после того, как НКВД был разделен на собственно НКВД и НКГБ, полномочия Особого совещания ушли из НКВД в НКГБ. Ведь после разделения наркомата в НКВД осталось УРКМ, а все начальники милиции были подчинены в структуре НКВД чекистам, районные, областные, республиканские отделы НКВД возглавляли чекисты. К ним, уже выделенным в отдельный наркомат, ОСО и перешло. А потом, после смены названия НКГБ на МГБ — ОСО продолжало работать в МГБ.
Разумеется, после вывода милиции в отдельный от чекистов наркомат, ОСО никогда не рассматривало дела на уголовников. Чекистам статьи Уголовного Кодекса, касающиеся общеуголовной преступности, были неподследствены. Они занимались только «политикой» и государственными преступлениями. — (здесь у меня, кстати, ошибка. Черновик, потом исправлю. Чекисты могли любое дело взять себе в производство).
Но до 1941 года, как я уже писал, и сам нарком внутренних дел, и начальники УНКВД на местах отвечали за состояние борьбы со всей преступностью.
Поэтому
«27 мая 1935 года появился приказ руководства НКВД СССР N 00192 об организации в составе территориальных управлений „троек“ по рассмотрению дел „об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах“. „Тройки“ могли принимать решения о ссылке, высылке из СССР и заключении в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. Приказ предписывал: „Изъятие уголовного и деклассированного элемента проводить повседневно и основательно, но без лишней торопливости, внимательно изучая все обстоятельства каждого рассматриваемого дела“.»
(«Партийные организации и органы НКВД в период массовых политических репрессий 1930-х годов: На материалах областей Верхнего Поволжья». Диссертация. Канд. ист. наук С. В. Кудрявцев)
Вот мы и нашли «тройки». Только это рабочие органы Особого совещания при НКВД СССР на местах. В просторечьи их еще называли, как я писал выше, «милицейскими тройками».
С. В. Кудрявцев дает и состав этого рабочего органа ОСО в Ярославской области:
«…начальник УНКВД А. М. Ершов, начальник УРКМ К. М. Калабухов (с апреля 1937 года — Л. Б. Грановский), прокуроры — П. И. Андреев, Ф. Л. Марчук, Д. А. Кошелев, Б. К. Юрчук, П. Д. Прокопенко и другие.»
И вот на этом моменте в диссертации Кудрявцева я особое внимание хочу заострить. Даже я, давно уже убежденный в том, что профессиональный историк — это профессиональный идиот, попался на удочку «научного» труда. Клюнул на эту «тройку» и допустил в предыдущей книге «Троцкизм» ошибку, не принципиальную, но, все же, ошибку.
Дело в том, что прокурор никогда не входил в состав Особого совещания. Не мог он в него входить, потому что с задачами, правами и обязанностями прокуратуры это несовместимо, во-первых. Прокуратура не карательный
