Легенды и мифы Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский

окончательно, а там, где он пересекался с Краснопутиловской улицей, был сделан отвод воды из него в речку Красненькую. Сам по себе исчез и фольклорный топоним, а воспоминание о Лиговском канале сохранилось только в названии одноименного проспекта.

Лиговский проспект

«Обнимусь». «Сорок мучеников»

Этими двумя именами петербуржцы наградили первые омнибусы.

Тридцатые и сороковые годы XIX столетия ознаменовались появлением в Петербурге качественно нового вида транспорта – общественного. Социальный спрос на него чаще всего удовлетворялся предприимчивыми энтузиастами. В 1837 году стараниями профессора Венского политехнического института Ф. Герстнера была построена первая в России железная дорога, а через шесть лет по улицам Петербурга от Невского проспекта до Полюстрова проехала первая общедоступная общественная карета, названная омнибусом, что в буквальном переводе с латинского значит «для всех».

Первый опыт оказался неудачным. Только через три года, в 1847 году, когда дело общественного транспорта возглавил директор Первого кадетского корпуса Шлиппенбах, на улицы города вышли красивые экипажи с надписью по бортам: «Карета Невского проспекта». Теперь уже петербуржцы по достоинству оценили этот достаточно демократичный и сравнительно дешевый вид транспорта.

Однако за дешевизну приходилось расплачиваться большими неудобствами. Пассажиров набивалось так много, что омнибусы тут же окрестили «Обнимусь» и «Сорок мучеников». Но это нисколько не помешало ни их популярности, ни стремительному распространению.

Почти одновременно с «невскими» полковник Кузьмин выпустил на городские улицы «Кареты Бассейной и Садовой». Затем появились омнибусы и других владельцев. Окрашенные в различные, присущие каждой линии яркие цвета, открытые вагончики на четырех колесах с поперечными сиденьями для пассажиров быстро стали неотъемлемой частью петербургского пейзажа, вошли составным элементом архитектурного сюжета в иконографию города и, запечатленные во множестве живописных полотен и графических листов, оставили заметный след в истории Петербурга.

Почтовая карета Омнибус. Гравированная иллюстрация, 1875

С развитием конно-железных дорог, а затем и трамваев омнибусы стали терять свое значение и к 1910 году окончательно исчезли с петербургских улиц.

Легенда-реклама

В 1763 году в лесу вблизи Загородного проспекта постоянно прогуливался древний старец и сообщал прохожим, что через 150 лет на этом месте возникнет и будет процветать первая в России табачная фабрика.

В 1913 году, через 150 лет после событий, изложенных в легенде, табачная фабрика, основанная в 1879 году купцом Шапошниковым, действительно процветала, а на коробках ее самых популярных папирос «Тары-бары» был изображен тот самый древний рекламный провидец.

Пожалуй, Шапошников первый поверил в «гороскоп» 1763 года. Строился сразу и с размахом. Два земельных участка, купленных им на Клинском проспекте, были освобождены от старых построек. На их месте архитектор П. С. Самсонов выстроил солидное фабричное здание, где к началу XX века работало 1230 человек, в основном женщины.

В 1928 году фабрике было присвоено имя Клары Цеткин. В рекламе фабрика не нуждается, более того, на упаковках своей продукции табачники предупреждают о вреде курения. Сегодня эта известная петербургская фабрика носит имя «Нево-Табак».

Блокадный фольклор

Что можно добавить к тому, что известно о ленинградской блокаде? Воспоминания и очерки, дневники и письма, стихи и романы, редкие фотографии и еще более редкие кинокадры, звукозапись и живопись, предметы блокадного быта и послевоенные памятники… Что можно добавить еще? Городской фольклор! Редкий, едва ли не случайный, чудом сохранившийся. Правда, в Ленинграде и во время блокады издавались сборники частушек, исполняемых профессиональными и самодеятельными артистами перед воинами Ленинградского фронта. Но они, как правило, имели авторскую принадлежность и отражали взгляд на блокадную жизнь извне, со стороны.

Остается только сожалеть, что образцов блокадного фольклора досадно мало. Во всяком случае, литературные материалы по блокаде в этом смысле непростительно бедны.

Печальное обращение

«Умирать-то умирай, только карточки отдай».

Осенью 1941 года город казался обреченным. Хлебный паек, катастрофически уменьшаясь, дошел до трагических 125 грамм «с огнем и кровью пополам». Эта формула, найденная тогда же Ольгой Берггольц, навсегда запечатлела трагедию страшной зимы 1941–1942 года. Кровью расплачивались те, кто сквозь огонь доставлял хлеб в Ленинград. Стынущей в жилах кровью платили те, у кого не оставалось сил дойти до хлебной раздачи и съесть этот голодный паек.

Батарея зенитных орудий у Исаакиевского собора. Фото, 1941

По свидетельству современников, мысли о еде не давали ни бодрствовать, ни спать, уже сами по себе парализуя иссякающие силы.

В то же время смерть приручила к себе, стала обыденностью до такой степени, что люди удивлялись не столько тому, что не боятся покойников, сколько тому, что раньше, в мирное время, холодели от страха в темных подъездах, боялись безлюдных улиц, вздрагивали от неожиданного скрипа дверей. Трупы не успевали выносить из опустевших квартир, убирать с заледенелых тротуаров, хоронить на кладбищах. В иные дни число умерших переваливало за чудовищную отметку в 11 тысяч.

В этих условиях подвигом было не только выстоять, но и просто выжить. В ту страшную блокадную зиму стало обыденным, когда, терзаемые голодом, люди обшаривали негнущимися, истощенными пальцами карманы мертвецов в поисках спасительных и уже не нужных владельцу карточек.

Имеем ли мы право с «высоты» нашей сытости осуждать их?

Парикмахерская реклама

«Заходите с керосинками – выходите блондинками».

После могильного холода зимы 1942 года город оживал медленно и трудно, не веря теплу весеннего солнца. Однако жизнь брала свое, и ее ликующие приметы пробивались бледными одуванчиками сквозь щели диабазовой мостовой, взлетали первыми, пугающими до смеха и радующими до слез звонками трамваев, заражали неистощимым оптимизмом афиш блокадных концертов. Кто мог поверить, что распахнутся двери промтоварных магазинов, что в кассах кинотеатров будут стоять очереди за билетами, откроются художественные выставки, появятся книги об архитектуре Ленинграда?

А когда летом того же 1942 года открылись первые парикмахерские с такими привычными очередями на маникюр и горячую завивку, победа показалась всем не только неизбежной, но и близкой.

Блокадный трамвай

«ПоГолодаю, поГолодаю и на Волково», – говорили во время блокады о трамвае № 4, который ходил с острова Голодай через Васильевский до Волкова кладбища.

Блокадный анекдот: Встречаются на улице двое приятелей. «Как поживаешь?» – спрашивает один другого. «Как трамвай четвертого маршрута: поГолодаю, поГолодаю – и на Волково».

Долго шел четвертый номер,

На площадке кто-то помер,

Не доехал до конца.

Ламца-дрица гоп-цаца.

В некоторых районах по однопутным рельсам ходили трамваи-подкидыши. После появления знаменитого стихотворения Симонова подкидыши стали называть «Жди меня». И когда он проходил в одну сторону, пассажиры добродушно и беззлобно выкрикивали ожидавшим