Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии - Дмитрий Константинович Зеленин

class="a">[510]. То же и в Козелецком у. этой губ.: «Русалки – люди, умершие в праздник Святыя Троицы»[511].

в) «По словам мужчин (Купянского у.), когда войско Фараона потонуло в Чермном море, все утонувшие обратились: мужчины – в водяных, а женщины и дети – в русалок, и партиями разбрелись по морю и по рекам. Вид они имеют: верхняя часть тела до пупа – человечья, а нижняя – рыбья. Они иногда останавливают на море корабли и на реках лодки и спрашивают; скоро ли будет Страшный суд? Продолжают ли дети носить под праздник Рождества Христова „вечерю” своему крестному отцу и своей крестной матери? Получив на первый вопрос утвердительный, а на второй – отрицательный ответ, радуются; в противном же случае с досады топят даже корабли»[512].

Троицын день. Художник П. А. Суходольский, 1884

Таким образом, громадное большинство наших источников признают русалок заложными покойниками. Но только один белорусский наблюдатель (Богуславский из с. Юриновки Новгород-Северского у.) прямо отожествляет русалок с «людьми, умершими ненатуральною смертью». Все же прочие свидетельства причисляют к русалкам лишь некоторые, немногие разряды заложных покойников. Чаще всего говорится о детях – умерших прежде крещения, мертворожденных и выкидышах (27 свидетельств из общего числа 43; 13 малор., 7 белор. и 7 великор.). Затем следуют утопленницы – девицы и женщины (17 свид.: 8 великор., 2 белор. и 7 малор.); проклятые родителями дети (42 великор. и 2 белор.), к ним же нужно прибавить и пропавших без вести ливонских девиц; женщины-самоубийцы вообще (3 великор. и 1 малор.); удавленницы (2 великор.); умершие в молодости девицы (2 малор.). Всего, таким образом, 7 групп, в подсчет коих не вошли 4 свидетельства совсем особого рода (3 малор. и 1 великор.).

§ 42. Народное русское воззрение по вопросу о происхождении русалок (свидетельства о чем мы в большом обилии привели только что выше, § 41) весьма ясное и определенное: русалки суть женщины и дети, умершие преждевременно несчастной смертью. Но исследователей наших такое разрешение вопроса никогда не удовлетворяло, и они искали иного.

В 1849 году наш знаменитый историк, С. М. Соловьев, писал: «Русалки вовсе не суть речные или какие бы то ни было мифы; имя их не происходит от русла, не от „русый” (светлый, ясный); русалки суть не иное что, как души умерших, выходящие весною насладиться оживленной природой. Народ теперь верит, что русалки суть души младенцев, умерших без крещения; но когда все славяне умирали некрещеными, то души их все должны были становиться русалками?.. Русальные игры суть игры в честь мертвых… Кроме русалок, души умерших, мертвецы, были известны еще под именем Навья»[513].

Мнение нашего знаменитого этнографа, А. Н. Афанасьева, близко к приведенному взгляду историка Соловьева. «Русские поселяне убеждены, что русалки суть души младенцев, умерших некрещеными, а также утопленниц, удавленниц и вообще женщин и девиц, самопроизвольно лишивших себя жизни, следовательно, души не удостоенных погребения. Но когда все были язычники и не знали крещения, ни христианского погребения, тогда всякая душа сопричислялась к русалкам. Это древнее верование удержано таковою памятью за детьми и утопленницами – во-первых, потому, что самые души олицетворялись малютками, а во-вторых, потому, что признавались обитательницами вод. Девицы, бросающиеся с горя и отчаяния в воду, подхватываются русалками и поступают в среду этих водяных нимф, подобно тому, как у литовцев такие утопленницы превращаются в ундин. Младенцев мертворожденных или скончавшихся без крещения русалки похищают из могильных ям и уносят в свои воды; они крадут их даже из-под порога избы… И многие другие черты указывают на отождествление русалок с душами усопших»[514].

С мнениями А. Н. Афанасьева мы вообще не считаемся, поскольку мы не признаем той мифологической теории, страстным представителем которой был названный этнограф. Но весьма близкие взгляды на русалок были высказаны также и новейшими русскими этнографами, и притом наиболее видными представителями «теории заимствований», равно отвергающей мифологическую теорию Афанасьева и его единомышленников.

Академик А. Н. Веселовский, посвятивший русалкам целый отдел в своих «Разысканиях в области русского духовного стиха»[515], в таких словах излагал свой взгляд на русалок: «Анализ русских суеверий приводит к заключению, что весенний русалий – главным образом поминальный обряд, русалки = manes. Покойников хоронили в языческую пору на горах, в лесах, на распутьях, спускали в воду; оттого галицкие мавки = русалки представляются живущими на горных вершинах, как наши русалки любят качаться на ветвях деревьев. Их преобладающий ныне водный характер можно было бы объяснить позднейшим обособлением их типа; горные русалки, наконец, должны были исчезнуть в местности, где горы были редки»[516].

Приведя эти слова, видный ученик А. Я. Веселовского, Е. В. Аничков, продолжает: «Такое воззрение на происхождение народных поверий о русалках в настоящее время, если не ошибаюсь, можно считать общепризнанным. На души умерших, которых чествовали во время русалий, перешло название праздника, и они стали русалками»[517].

Таким образом, народному воззрению на русалок как на заложных покойниц и детей (§ 41) наши ученые исследователи противопоставили свою собственную теорию о русалках как о душах умерших предков, и народный взгляд о принадлежности русалок к нечистой силе объясняют позднейшей «переработкой и перелицовкой в народном сознании образа русалок»[518].

Научная этнография не придавала никакого значения преждевременности и обстоятельствам смерти покойника. Все умершие объединялись в один разряд «предков» (manes). «Между мертвыми различий не делалось»[519] – это утверждение издавна считалось аксиомой научной этнографии.

Мы пришли к намерению пересмотреть вопрос о происхождении русалок после того и под влиянием того, как нам выяснилось повествование двух, совершенно различных, по народным верованьям, разрядов умерших: а) предков и б) заложных. С нашей точки зрения, общенародное свидетельство о происхождении русалок от умерших неестественной смертью имеет глубокий смысл и заслуживает полного доверия. Но так как научная этнография всегда стояла на противоположной точке зрения, то нам придется еще доказать, что изложенное выше (§ 41) народное воззрение о происхождении русалок не есть «переработка и перелицовка» древнейших выводов, а сохранение старины.

Наше дальнейшее изложение должно доказать, что все решительно данные русской народной мифологии и соответствующих народных обрядов могут быть поняты и объяснены только при предположении, что русалки не души умерших предков, а нечистые покойницы и преждевременно скончавшиеся неестественной смертью и, вследствие самого рода этой своей смерти, попавшие в полную власть представителям нечистой силы. Русалки и живут совсем не там, где умершие предки («родители»), и к людям относятся совсем иначе, и занимаются совершенно иными делами, и вид их совершенно иной, и отношение к ним народа особое. Названные же исследователи отвергали простой и ясный взгляд народа на русалок,