Дельфийский Оракул - Уильям Брод

часть виллы оказалась разрушена несколько необычным образом — стены сошли с фундамента, каменная кладка упала или рассыпалась. Очень похоже было, что это результат землетрясения или какого-нибудь иного природного катаклизма. Возможно, причиной столь странного разрушения был обычный пожар. Что бы это ни было, но событие стало поворотным пунктом в жизни виллы. За ним последовали перестройки, причем в более масштабных размерах, добавилось много мозаик. Судя по найденным в комнатах монетам, событие имело место в третьем веке. Хейл обсуждал эту загадку со многими коллегами. Кто-то из них сказал, что знает опытного геолога, интересующегося историей, который мог бы помочь в этом вопросе. Его зовут Джелль де Бур. Тем летом он случайно оказался в Португалии, где собирал материалы для книги.

Де Бур приехал на виллу в июне 1995 года в самый разгар раскопок. Дожди закончились, все вокруг цвело, деревья оделись свежей листвой. На Хейла, который был моложе его на целое поколение, он произвел большое впечатление. Казалось, все в де Буре излучало уверенность: живость, элегантная полоска усов, седые волосы, европейское воспитание. Это был корифей большой науки, завоевавший себе прочное место в академическом мире. Так он и выглядел. Можно было бы подумать, будто его специально подбирали на эту роль. Даже заметный голландский акцент, казалось, еще больше подчеркивал его особый статус. Хейл испытывал перед ними легкое благоговение.

Де Бур обошел весь раскоп. Несомненно, разрушения были вызваны землетрясением, сказал он. Показав на расположенные со стороны моря зеленые холмы и простиравшуюся за ним Атлантику, он обозначил направление, откуда докатились до виллы волны разрушений.

К вечеру, перед заходом солнца, они отправились вдвоем к холму, который высился над раскопом, и открыли бутылку португальского красного вина. У обоих было прекрасное настроение. Разговорившись, они обнаружили, что разделяют любовь к Греции. Де Бур рассказал о проекте атомной электростанции и о том, как с годами он перерос в широкие исследования влияния землетрясений не только на Грецию, но и на всю человеческую цивилизацию. Он собирает материалы для книги. Идея заключается в том, чтобы геология представлялась студентам как часть жизни, для чего нужно показать, каким образом природные катаклизмы сказываются на культуре. Например, землетрясение 1755 года, стершее Лиссабон с лица земли, породило не только горе, но и такой взлет человеческого гения, как повесть Вольтера «Кандид», высмеявшая оптимистическую философию того времени. Де Бур не пытался объяснить свое преклонение перед величественными силами природы. Катастрофы были для него лишь повторением пережитого в годы войны и казались хорошими доказательствами эфемерности человеческого бытия.

Хейл, все еще находившийся в плену обаяния нового знакомого и чувствовавший себя студентом после совместного осмотра раскопа, который, как он думал, знал досконально, теперь пытался продемонстрировать свои собственные достижения.

Гребец-энтузиаст рассказал де Буру о том, что собирает материалы для книги об афинском флоте и его поразительной победе над Персидской империей, достигнутой с помощью гребных галер. Одна из его идей, говорил Хейл, заключалась в том, что простая греческая уключина для весел — скромное техническое новшество — сыграла такую же роль, как кавалерийская шпора или средневековый длинный лук, в решении судеб нескольких стран. Очень возможно, что ее смазывали оливковым маслом, сказал он, что позволяло греческим гребцам делать более длинные гребки, благодаря чему увеличивалась скорость и маневренность трирем. Он напишет о своих догадках в статье для «Сайентифик Америкен», где она появится в следующем году.

Де Бур проявил искренний интерес и задал много вопросов. Оказалось, что у них общее увлечение не только просто Грецией, но и Коринфским заливом, узкой полоской воды, отделяющей северную Грецию от Пелопоннеса. Хейл рассказал, как два года назад путешествовал там, чтобы собрать сведения о Формионе. Этот легендарный афинский флотоводец примечателен тем, что в двух блестящих морских сражениях нанес поражение превосходящим по силе вражеским флотам. Археолог вспоминал, как окончился неудачей поиск того места, где состоялась одна из самых замечательных военно-морских побед Формиона. Остров, за которым когда-то прятался флот адмирала, ныне не существует. Находясь в Афинах, Хейл нашел карту восемнадцатого века, на которой остров был четко обозначен и имел название Хальцис. Но сейчас его больше нет ни на картах, ни в заливе.

Де Бура заинтриговал рассказ молодого археолога. Ведь это было как раз то, чем он так интересовался, изучая последствия землетрясений вдоль Коринфского рифта. Он уже узнал, как массированный толчок в 373 году до н. э. (по-видимому, тот же, что разрушил храм в Дельфах) произошел в двух городах на южном берегу Коринфского залива, и они ушли под воду. Теперь то, что рассказал ему Хейл, добавляло материала и в отношении северного берега.

Впервые в их разговоре прозвучало название Дельф.

Теперь настала очередь де Бура. Он вспомнил, как приезжал в древнее святилище и как обнаружил расщелину под храмом Аполлона. По его мнению, возможно, в Дельфах действительно выделялись пары и опьяняли Оракула, как об этом сообщают древние писатели.

Хейл насторожился. Этого просто не может быть, подумал он. Сам он, когда ездил в Дельфы, не видел никакой расщелины, даже когда проезжал по той же дороге. Французы вели в Дельфах раскопки и доказали, что там ничего такого не было. Об этом нет ни слова в учебниках. Утверждения об испускающей пары щели, как и многое другое, о чем писали древние греки и римляне, оказались неверными. Древние ошибались. Все это было просто заблуждением, если не обыкновенными сказками. Хейл стал доказывать это, уверенный, что прав. «Вы не могли видеть никакой расщелины, это совершенно невозможно».

Они замолчали. Небо окрасилось заревом заката, вина почти не осталось.

«А вы сумеете узнать расщелину, если она попадет в поле вашего зрения? — внезапно задал вопрос де Бур. — Вы читали Плутарха? Страбона? И тот, и другой упоминали о парах, которые вызывали у Оракула священное безумие, причем Плутарх добавлял, что пары имели сладковатый запах». Авторитеты со всей определенностью говорят о том, что там происходило, заметил де Бур, точно так же, как об этом говорят физические свидетельства, когда вы обращаетесь к ним.

Хейл стушевался. В самом деле, он познакомился только с вторичной литературой, только с тем, что изучал во время учебы. А сейчас он разговаривает с человеком, пользующимся определенным авторитетом, который знал первоисточники, да к тому же и само место, с человеком, который взвешивал доказательства и, основываясь на экспертном знании, делал собственные выводы.

Хейл пытался возражать, желая сохранить лицо. О, ну нельзя же с такой серьезностью, так буквально принимать древнюю литературу, настаивал он. В конце концов, французы ничего не нашли. Просто