Венгры с перцем. Исторический путеводитель по друзьям и партнерам - Сергей Александрович Алдонин

выиграл. Хотел ему возвратить деньги, а он мне: Что вы, что вы. Разбогатеете – вернёте».

Мокрый костюм

Удача нашла Лилиенталя в Штубнянск-Теплице (Чехословакия), где он выиграл турнир, набрав 9 из 12, опередил Пирца, Флора и других известных шахматистов.

С этим турниром у Лилиенталя связано одно из комических воспоминаний молодости. Во время турнира в Штубнянске-Теплице Андрэ похвалился Флору, что может проплыть под водой весь бассейн гостиницы, где жили участники. Флор тут же предложил пари. Андрэ немедленно согласился и стал раздеваться. Но Флор «уточнил»: в костюме! Тогда Андрэ на глазах изумлённой публики нырнул и в костюме проплыл 50 метров под водой. Администрация отеля, обрадованная неожиданной рекламой, – а эта история вызвала шумный интерес в маленьком курортном городке, – купила Лилиенталю новый, довольно дорогой костюм, да ещё и чемодан белья вдобавок, что вместе с выигранным пари оказалось неплохим призом, заработанным ещё до окончания турнира!..

Москва шахматная

В 1935 году Лилиенталь получает лестное приглашение на Московский шахматный турнир. Дадим слово шахматному дуайену:

«Нас, участников турнира, поместили в самую лучшую гостиницу – в «Националь». Рядом – Красная площадь, и из окна комнаты был хорошо виден Кремль. Условия были превосходными: блестящая кухня – кушайте икру красную, чёрную, вино пейте, сколько хотите, только надо было расписаться на счёте. Однажды шведский гроссмейстер попросил меня расписаться на его счёте. Попросил он потому, что должен был поститься, а на самом деле ел мясо и вылакал вино и водку, и ему было неловко перед организаторами. Я, конечно, охотно неоднократно расписался, чтобы выручить моего коллегу и друга.

Я всегда был безграмотным в политике. Читал детективы и не знал, чем же фашизм отличается от коммунизма. Когда в 35-м меня пригласили на международный турнир в Москву, я с удовольствием приехал. Подошёл ко мне один из лидеров тогдашней Москвы Крыленко: «Хотите завтра пойти к Ленину?» «Конечно». Я был горд этим приглашением и решил похвастаться перед коллегой: «Меня пригласил на встречу Ленин!» Увы, меня разочаровали и пристыдили: оказывается, Ленин уже давно умер, и я должен был пойти всего лишь в Мавзолей».

Однажды утром в парикмахерской гостиницы «Националь» брились кубинец Хосе Рауль Капабланка и Андрэ Лилиенталь. По жребию им предстояло вечером того дня играть между собой в предпоследнем туре. Спортивная ситуация сложилась так, что Капабланка шёл на первом месте, опережая на очко Ботвинника, а Лилиенталь – на четвёртом.

– Как собираетесь играть? – спросил кубинец соседа с намыленной щекой.

– Не знаю, – ответил Лилиенталь.

– Ничью хотите?

– Хочу, но не знаю, как это делается.

– Очень просто, вы играете белыми. Мы разыгрываем дебют четырех коней, быстро разменами упрощаем позицию и расходимся.

«Я догадывался, – улыбается Лилиенталь, – что кубинец, пользовавшийся успехом у женщин, назначил и на этот вечер рандеву. А значит, мечтал освободиться пораньше. В общем, мы пришли в Музей имени Пушкина, где проходил турнир, сели за столик и быстро, как заранее договорились, разыграли дебют. При таком сговоре немудрено, что играл я машинально. И вдруг увидел, что получил худшую позицию. Так расстроился, что сделал ещё один плохой ход. Он сделал ответный ход – такой же плохой. Для того, разумеется, чтобы выровнять позицию.

Между тем время шло, я сделал ферзём уже 21-й ход, положение на доске вроде равное. И пора заканчивать «борьбу». Но по регламенту соглашаться на ничью раньше 30-го хода шахматисты могли лишь с разрешения турнирного комитета. А он был подчинен оргкомитету, который возглавлял видный государственный деятель того времени Николай Крыленко, на общественных началах руководивший Всесоюзной шахматной секцией. Мы с Капабланкой пригласили его к нашему столику, чтобы официально зафиксировать ничью. Неожиданно я по глупости спросил: «Вам нравится, Николай Васильевич, как мы разыграли дебют четырех коней?»

Крыленко отменно разбирался в шахматах, а потому скептически взглянул на позицию и шутливо заметил: «По-моему, это был дебют не четырех коней, а двух ослов. Ну, да Бог с вами».

Лилиенталь признался: «Мне показалось, что стены и потолки музея стали пурпурными от стыда. С тех пор, какое бы турнирное положение ни занимал мой соперник, я непременно играю, что называется, до последней капли крови…». Думается, в словах про борьбу «до последней капли крови» есть преувеличение. Если верить остроумным очевидцам, очень похожая история почти два десятилетия спустя снова случится с Лилиенталем, а его соперником будет один юный шахматист, который впоследствии прославится под сенью Мельпомены. Об этом речь впереди.

Тогда же, в 1935-м, во время легендарного московского турнира Андрэ Лилиенталь увидел в фойе красивую блондинку, которая сразу запала ему в душу. Он сказал в шутку одному из организаторов турнира Еремееву: «Если меня не познакомят с этой женщиной, я выхожу из турнира». Вскоре жене в Будапешт полетела телеграмма: «Полюбил навсегда. Прости и пойми, что остаюсь. Люблю и тебя. Верю в твое счастье. Целую. Андор». С Евгенией Михайловной он проживёт больше сорока лет. После её смерти снова женится на русской, вновь овдовеет и, наконец, встретит свою четвёртую по счёту, третью русскую жену – Ольгу, с которой и поныне живёт-поживает в Будапеште.

Советский Союз он называл шахматным Эльдорадо. Россия защитила гроссмейстера от нацизма, который уже утвердил свои порядки в Европе. Он поселился на Рождественке, стал играть за московский «Спартак». Но на шахматных олимпиадах ещё не раз выступал за Венгрию – и был лидером венгерской команды. Наконец, в 1937-м получил советское гражданство. В паспортной графе «национальность» было написано: «венгр». Он быстро привык к советским папиросам, которые любит до сих пор (а ещё говорят, что «Беломор» укорачивает жизнь!). Брат Лилиенталя жил в Лондоне, дядя был председателем Комиссии по ядерной энергетике в США… Франтоватый джентльмен с такими родственниками по всему миру был для сталинской Москвы фигурой экстравагантной. Когда над ним сгущались тучи подозрительности – он без обиняков писал прямо маршалу Берия: «Это несправидлива, я невинаватый. Прошу разобратся…». Наивность обезоруживала, и тучи рассеивались.

Однажды в Свердловске он поставил мировой рекорд – дал сеанс одновременной игры на 200 досках! В 1940-м году в Большом зале Московской консерватории проходил 12-й чемпионат СССР по шахматам. Знаменитый орган заслонили огромные демонстрационные шахматные доски, за которыми следили переполнившие зал счастливчики. Болельщики наводнили улицу Герцена – переписывали друг у дружки ходы шахматистов, обсуждали, просчитывали варианты… Настоящая шахматная лихорадка! Пальму первенства отдавали Ботвиннику и Кересу. Всё чаще звучали в разговорах шахматных гурманов фамилии Котова и Смыслова. Лилиенталь сообщал репортёрам: «Во время подготовки к чемпионату СССР я особое внимание уделял физкультуре, занимаясь водным спортом. Чувствую я себя сейчас отлично. Приложу все