Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

В 1762 году новый император Петр III, начавший свое короткое царствование с щедрых подарков, прикрыл Тайную канцелярию. В указе объявлялось: «Ненавистное выражение, а именно "слово и дело", не долженствует отныне значить ничего, и мы запрещаем: не употреблять оного никому». Это послабление было вызвано тем, что за тридцать с лишним лет запугивания подданные уже очень хорошо усвоили: трон надо чтить.

Императорский двор

Благоговение перед престолом внедрялось в сознание людей не только через страх, но и посредством «наглядной агитации» — именно в этом был смысл больших затрат на строительство великолепных царских дворцов, на пышные придворные мероприятия, на усыпанные драгоценностями наряды, на золоченые кареты и так далее. Верховная власть должна ослеплять своим блеском — этот закон известен с древности.

Петр Великий жил в почти аскетической простоте, денег на ветер не пускал, но его преемники компенсировали недостаток величия пышностью. В казне постоянно не хватало денег на самые насущные нужды, и всё же из года в год тратились огромные средства на всякие вроде бы необязательные изыски. Содержание двора стало второй по значимости статьей бюджета после военных расходов. В скудные 1730-е годы, например, когда российский флот из-за недофинансирования почти весь сгнил, на утехи ее величества уходило по 400 тысяч рублей в год — в десять раз больше, чем на науку и образование. Мемуарист князь Щербатов пишет: «…Императрица Анна Иоанновна любила приличное своему сану положение и порядок, и тако двор, который ещё никакого учреждения не имел, был учреждён, умножены стали придворные чины, серебро и злато на всех придворных возблистало, и даже ливрея царская сребром была покро-венна; уставлена была придворная конюшенная канцелярия, и экипажи придворные всемогущее блистание с того времени возымели. Италиан-ская опера была выписана, и спектакли начались, так как оркестры и камерная музыка. При дворе учинились порядочные и многолюдные собрании, балы, торжествы и маскарады».

Высшая власть стала не только страшной (тут-то больших расходов не потребовалось), но и обрела не свойственное ей ранее великолепие.

При Елизавете доходы казны увеличились, и пышности стало еще больше. После царицы в ее гардеробе насчитали 15 тысяч платьев (по два на один день царствования), и каждое стоило, как хорошее поместье. Дело было не только в щегольстве. Тон тогда задавал французский королевский двор, где со времен Людовика XIV, «Короля-Солнце», августейшая роскошь подавалась как символ величия державы. Российские монархи взяли эту во всех отношениях приятную пиар-стратегию на вооружение: они тоже хотели сиять, как солнце. Помимо внутриполитического эффекта достигался еще и внешнеполитический. Петербург был витриной империи. Послы иноземных держав чаще всего только столицу в России и видели. Слава о великолепии российского двора разносилась по всей Европе. Со временем она затмит версальскую.

Елизаветинская стабильность

Елизавета Петровна пришла к власти, можно сказать, от безысходности. Это была жизнерадостная, легкомысленная молодая женщина, никогда не интересовавшаяся государственными делами. Она жила в свое удовольствие и вовсе не стремилась к власти. Но регентша Анна Леопольдовна, остро ощущая свою сомнительную легитимность, относилась к дочери великого Петра с подозрительностью и неприязнью. Подозрительность впрочем была небезосновательна. Сама царевна о заговорах не помышляла, но в ее ближайшем окружении имелись два ловких француза: версальский посланник Жак-Жоакен де Шетарди и лейб-лекарь де ль'Эсток (в России его называли «Лесток»). Французская дипломатия той эпохи строилась на активном вмешательстве в политическую жизнь других стран — например, довольно успешно манипулировала двором турецких султанов.

Интересы Франции требовали оторвать Петербург от Вены, главного соперника Версаля, а для этого было желательно посадить на престол дружественную французам Елизавету.

При никчемной регентше и Тайной канцелярии, которая занималась только «Словом и делом», устроить переворот было нетрудно. Дочь Петра пользовалась популярностью у гвардейского офицерства, вместе с которым пировала и весело проводила время. Друзья-французы напугали царевну тем, что ее вот-вот арестуют и сошлют в монастырь, Елизавета обратилась за защитой к гвардейцам, и всё моментально устроилось.

Правда, Францию ждало разочарование. Новая императрица с Австрией ссориться не стала и участвовать в европейских конфликтах желания не выказала. Елизавета вообще ни во что не вмешивалась и ничего нового не затевала.

После трех десятилетий бешеных петровских понуканий и полутора десятилетий посттравматических судорог, после множества потрясений, переворотов, страхов и правительственных перетасовок наступает период отрадной малособы-тийности. Страна будто погружается в сон, восстанавливая подорванные силы.

Главным же благом было то, что народ предоставили самому себе, не мучая гиперпроектами, чрезмерным регламентированием и экстренными поборами. Наоборот, в 1752 году были прощены недоимки за двадцать с лишним лет — огромное облегчение. Предоставленная сама себе, Россия оказывалась весьма жизнеспособной и даже успешной страной.

Затишье привело к тому, что перестало сокращаться — наоборот, заметно увеличилось — население, а вместе с ним и доходы, ведь основным их источником тогда являлись подати. В 1743 году Сенат известил царицу, что за предыдущее царствование податное население сократилось на миллион человек. Мужских «душ», с которых брали налоги, насчитали 6 миллионов 643 тысячи. С них собиралось пять миллионов триста тысяч рублей. В конце же елизаветинского правления, согласно переписи, в стране насчитывалось уже 7 миллионов 363 тысячи податных душ, что вызвало соответственное пополнение ежегодного бюджета на 11 %. Ключевой сектор экономики — живые люди — «обнаруживал тенденцию к росту».

Но империи не могут долго обходиться без войн, и елизаветинская стабильность закончилась еще при Елизавете.

Участие России в Семилетней войне

Главной причиной большой европейской войны была активность нового кандидата в великие державы — Прусского королевства. Вслед за Россией на континенте возникла еще одна военная империя, которой правил авантюрный и напористый Фридрих II. В 1740-е годы, пользуясь пассивностью Елизаветы, прусский король разгромил Австрию и очень увеличил свои владения. Чтобы противодействовать этой угрозе, Вена и Петербург сначала подписали союзный договор, а затем стали готовиться к неминуемому столкновению. Когда оно в 1756 году разразилось, стало ясно, что на карту поставлена не только судьба центральной Европы, но и всего мирового устройства.

Державы поделились на два лагеря. С одной стороны Австрия, Россия, Франция, Швеция и Испания — с другой Пруссия, Англия, Португалия и несколько немецких княжеств. Сражения шли также в Америке, Азии, на многих морях. Это семилетнее побоище стало прообразом будущих мировых войн.

Россия ввязалась в чужую драку сугубо из имперских соображений: чтобы не допустить в и без того тесный европейский огород еще одного козла. Елизавету пришлось долго уговаривать, что это совершенно необходимо для интересов России. Главным агитатором был канцлер Бестужев-Рюмин, стоявший на проавстрийских и антипрусских позициях.

На европейском театре военные действия шли довольно однообразно. Зажатый врагами с трех сторон Фридрих блистал полководческими талантами, метался с французского западного фронта на южный австрийский, потом на восточный русский, чаще всего одерживал победы, но из-за неравенства сил Пруссия постепенно ослабевала. Самая важная русско-прусская битва произошла в 1759 году под Кунерсдорфом, где Фридрих Великий был наголову разбит невеликим полководцем Петром Салтыковым, но воспользоваться плодами победы русская армия не сумела. Ее часто сменявшиеся командующие были медлительны и малоинициативны. Пока триумфаторы готовились к наступлению, проворный Фридрих успел собрать новое войско, и война продолжилась.