Империя и ее соседи - Коллектив авторов

тех из них, где не существовало пристального контроля со стороны королевской юрисдикции (то есть в городах, имеющих иммунитет, основным признаком которого являлась собственная, «городская», криминальная юрисдикция), они допускались весьма нередко. В том числе и тогда, когда человек, вчиняющий иск (истец) не являлся гражданином данного города, а был чужестранцем или жителем другого поселения.

В качестве оружия во время поединков чаще всего использовали меч, копье и боевой топор[238]. Однако, например, в Бристоле конца XII в. (1188 г.) и в Дублине конца XIII в. (1299 г.) были зафиксированы случаи[239] применения чужестранцами т. н. baculus cornutus (пика длиной от 6 до 9 футов[240] с железным наконечником). В некоторых других городах жители, которым выпадало биться на пиках с чужаками, согласно обычаю, должны были покидать пределы города с тем, чтобы таким поединком не нарушать «королевского мира».

Нередко правила предписывали такой вид поединка: вооруженный веслом горожанин должен был сидеть в лодке, закрепленной у берега, в то время как его соперник с «baculus cornutus» в руках стоял в воде, стараясь достать сидящего противника концом своего оружия; при этом он «не должен был сильно сближаться с сидящим в лодке»[241]. В чем мог заключаться сам поединок, организованный при столь странных условиях, источник, к сожалению, не сообщает.

Исследовавший вопрос о досудебных формах доказательства вины преступника в средневековой Англии В.Ф. Баранов отмечает, что система ордалий и поединков в XIII–XIV в. постепенно стала сходить на нет; к тому же церковь мало-помалу приходила к трактовке ордалий как «дьявольской практики» – ввиду того, что, по мнению теологов, постоянно требовать «чудес» от Господа означало искушать его. Все это стало причиной официального запрета ордалий решениями Четвертого Латеранского Собора 1215 г.[242]

Некоторая «враждебность» по отношению к поединку уравновешивалась в городах и местечках средневековой Англии преданной привязанностью к очистительным клятвам как средству оправдания[243]. В общем праве Англии очистительная клятва существовала долго, в течение всего Средневековья и далее. Но в криминальном праве она просуществовала до периода правления Генриха II (1154–1189) и постепенно стала терять свое значение под влиянием Кларендонской ассизы 1166 г., согласно которой в качестве альтернативы клятвам и судебному поединку вводилась новая форма судебного процесса с участием присяжных. Устанавливался также новый порядок расследования уголовных дел разъездными королевскими судьями с участием обвинительного жюри («Большое жюри» с участием 12 присяжных, состоявших из рыцарей, принявших присягу); в качестве высшей апелляционной инстанции для всех сеньориальных судов должна была выступать королевская курия (лат. Curia Regis).

Однако в тех городах, которые обладали правом высшей криминальной юрисдикции и королевским иммунитетом (подтвержденным королевской хартией), в соответствии со старинным обычаем, очистительная клятва все же использовалась как одна из форм «криминального» суда (то есть не в гражданских тяжбах) – и даже в то время, когда эта практика была основательно забыта повсюду. Другими словами, дольше всего клятва – как верное средство очиститься от подозрения, то есть оправдаться – использовалась в городах, обладающих иммунитетом.

Существовали ограничения, ввиду существования которых, клятва не могла быть использована как средство оправдания. Она не могла, например, применяться в случае, когда существовало очевидное доказательство вины (т. н. proof manifest). Доказательство вины сводило на нет логику применения очистительной клятвы того, кто желал бы оправдаться; оно отменяло самую возможность оправдания. Очистительная клятва могла применяться для оправдания только в случае подозрения в совершении преступления. Применение очистительной клятвы было особенно характерно для случаев, связанных с финансовыми (особенно долговыми) обязательствами. Она также использовалась при совершении мисдиминоров – проступков, не относящихся к случаям т. н. cause majores, которые были связаны с основными сферами бытования средневекового общества: жизнью, свободой, землей – в указанных случаях предпочитали прибегать к расследованиям с помощью Жюри присяжных.

Применение очистительной клятвы было основано на простой истине: справедливость и подлинное правосудие могли быть результатом чистой совести, как перед Богом, так и перед самим собой – свидетельством этому как раз и служила клятва в кругу надежных и уважаемых в обществе соприсяжников. Это была проверка совести в какой-то мере даже больше, чем реального знания фактов и обстоятельств дела. Приносивший ложную клятву подвергал свою душу риску вечного проклятия. Подобно ордалиям, клятва была также связана с божественным произволением, условием проявления которого считалось, в частности, успешное и «правильное» проведение ответчиком и его соприсяжниками необходимого ритуала.

Здесь отметим, что локальные общности средневековой Англии очень медленно переходили от формульного реликтового формализма к относительной свободе в судебных делах. Так, важное правило компургации отражалось в понятии miskenning, которое являлось наследием англосаксонского периода. На основании правила [ «qui cadit a sillaba, cadit a tota causa»: (лат.)] – [ «he who drops a syllable, loses the whole case»: (англ.)][244]) всем лицам, участвующим в принесении очистительной клятвы, запрещались обмолвки и неправильные выражения. Правило гласило: кто молвил неверное слово, должен забрать его назад, иначе судебное решение будет вынесено в пользу оппонента. То есть обмолвка (или в неоднозначном смысле трактуемое выражение) могла использоваться оппонентом против лица, приносившего клятву. Такие выражения, допускающие вариативность в трактовке дела и судебных решениях (а также неясное, нечеткое выступление или ошибка в формуле в местных судах), обозначаются в документах следующими терминами: «mislocutio», «miskenning», «stultuloquium». Нередко за miskenning взимали штраф. Это правило было характерным как для маноров, так и для правовой жизни средневековых городов; оно отражалось в их обычаях[245].

Опора на правило «miskenning» была запрещена в XII веке законами Генриха Первого (иоо – 1135). Так, среди документов, представленных в публикации текстов обычаев, собранных Мери Бейтсон[246], нам удалось отыскать обычай местечка Thomastown (около 1210 г.), свидетельствующий о том, что в это время никого из местных жителей уже не следовало преследовать за ошибки в произнесении клятвы и что они совершенно законно могут не использовать в суде специальных словесных формул[247]. И далее в XIII в., во времена Брактона, уже считалось, что ошибка в формуле при произнесении очистительной клятвы не вела к провалу в защите со стороны ответчика от обвинения, выдвинутого истцом[248].

Отметим, что не поощрялись и ошибки в ритуале: так, приносившему клятву и его соприсяжникам нельзя было отнимать руку от Евангелия, нечетко произносить слова клятвы или запинаться, произнося текст. При окончании клятвы непременно надо было поцеловать Евангелие. Отказ от клятвы не поощрялся; за него обычно взимали штраф.

Как упоминалось, каждый ответчик (англ, defendant), приносивший клятву в своей невиновности, должен был привести с собой соприсяжников (англ, oath-helpers) – честных и благонадежных лиц, пользующихся уважением в маноре или поселении городского типа. Их численность могла