Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

пропуска и отпускали до родимых хат, если таковые были позади, а не впереди фронта[184]. Основания — приказ генерал-квартирмейстера ОКХ Э. Вагнера от 25 июля 1941 года о высвобождении из плена представителей ряда «дружественных» национальностей — фольксдойче, украинцев, прибалтов, белорусов, румын, финнов и даже «кавказцев», распоряжение ОКВ от 14 октября 1941 года о проверке советских военнопленных на предмет их принадлежности к «привилегированным» национальностям[185] и др. Конец акции намечался на февраль 1942 года[186], но фактически она продолжалась еще некоторое — небольшое — время. Не приходится удивляться тому, что, согласно статистике ОКХ, среди высвобожденных доминировали украинцы: так, по состоянию на 1 апреля 1942 года, всего из плена было высвобождено 290 270 чел., из них украинцы — 277 769, или 96 %. Далее, с колоссальным отставанием, шли эстонцы и фольксдойче[187].

Собрав в кулак последние остатки наивности и романтизма, Третий рейх по-отечески рассматривал украинских националистов как свою опору на Украине и исходил из того, что и последние удовольствуются своей ролью и ограничатся такой функцией. Свое наивысшее покровительство и защиту украинцы находили у рейхсминистра по делам восточных территорий Альфреда Розенберга (1892-1946), но из Ровно Украиной рулил враг и политический антипод Розенберга рейхскомиссар Украины — Эрих Кох (1896-1986). Будучи одновременно и гауляйтером Восточной Пруссии, он имел прямой выход на Гитлера по партийной линии и, заручившись поддержкой фюрера, нередко переигрывал Розенберга бюрократически. А представления о добре и зле были у них чуть ли не противоположными: под прикрытием расовой теории, немецкой дисциплины и немецкой справедливости (синоним отсутствия сентиментальности!) Кох по отношению к населению оккупированной территории Украины проводил чрезвычайно жесткую линию. Репрессии против ОУН конца 1941 — начала 1942 года не могут быть правильно поняты вне контекста этого противостояния.

Оуновцы же в сентябре — ноябре завели при немцах и с немцами такой «театр»: преданно глядя им в глаза, выслушивая приказы оккупационных властей и кивая понятливо головой, щелкали каблуками и брали под козырек, а на самом деле — все делали по-своему и только изображали, что выполняют рейхову, а не свою волю.

Но если все это немцы какое-то время еще готовы были терпеть, то фактическое формирование под прикрытием Киевской управы национального украинского — теневого — правительства и объявление без спросу в газете о восстановлении конституции петлюровской Украинской народной республики 1918 года цистерну их терпения переполнило. Уже в ноябре 1941 года уверенность в нелояльности оуновцев окрепла настолько, что начались их аресты. «Медовый двухмесячник» коллаборации и толерантности в отношениях нацистов-немцев и националистов-украинцев закончился.

Не сразу, но со временем немцы оуновский «театр» раскусили — их вызывающую, под маской лояльности, нелояльность, сходу переходящую в двойную игру и в саботаж. Им стала мерещиться даже такая химера, как союз против них патриотов-украинцев с подпольщиками-коммунистами при руководящей роли последних!..

О слухах, которыми полнился тогда Киев и о репрессиях, которые обрушились тогда на оуновцев, тот же Морщен вспоминал:

В конце ноября или в начале декабря я поймал слух: идут, якобы, какие-то тайные переговоры между украинцами, которые «у нас», и украинцами, которые находятся в Англии, США и особенно в Канаде: создается единый украинский фронт, который собирается противопоставить себя будущему победителю, кто бы он ни был... Но как Вы знаете, немцы весьма ревниво относились к каким бы то ни было попыткам связаться с «англо-американцами» и, конечно, этот слух они поймали. Было ли последующее следствием этого слуха и того, что под ним крылось, или оно было вызвано иными причинами (тем, что немцы и не собирались допустить никакой самостоятельной Украины), но в середине декабря произошел крах: все крупные украинские деятели были арестованы. Состав Городской управы был изменен, пресса была передана в другие руки и по городу пошли слухи о многочисленных расстрелах в Гестапо. Приехавших галичан сразу же как вымело... После этого все украинское движение перешло в подполье, а поэтому сведений о нем стало и еще меньше...[188]

Иными словами, даже относительная «умеренность» ОУН(м) в сочетании с активностью в проведении собственной национальной повестки представлялась Рейху достаточно радикальной для того, чтобы на стыке 1941 и 1942 годов очень жестко погромить ее сеть по всей Украине. Но прежде всего — в Киеве, где были арестованы и, как правило, казнены все активные члены ОУН(м), в том числе сотрудники городской администрации — этой, по словам Э. Коха, «цитадели украинского шовинизма», во главе с самим бургомистром — Владимиром Пантелеймоновичем Багазием (1902-1942), бывшим и при Оглоблине вице-бургомистром. Впервые в отчетности СД он возникает 2 февраля. Вслед за констатацией высокой инфильтрации в ряды украинских националистов большевистских агентов читаем: «Во все это оказались замешаны бургомистр Киева и первый секретарь Академии наук»[189].

Киевская часть следующего «Сообщения» — №164 от 4 февраля 1942 года — начинается с признания СД в том, что отныне центр тяжести ее борьбы с антинемецким подпольем все больше смещается от коммунистов.

к националистам. Багазий здесь не упоминается, но говорится о таких оуновских очагах, как нелегальная Рада и легальные Союз писателей во главе с Еленой[190] Телигой, Академия наук и Церковь во главе с архиепископом Холмским и Подлясским (позднее митрополитом) Илларионом (Огиенко)[191].

Багазия арестовали в начале февраля 1942 года, причем, как пишет рейхскомиссар Э. Кох рейхсминистру Розенбергу, новость эта достигла Берлина раньше, чем Ровно, ибо уже 6 февраля из министерства поступило распоряжение — дело расследовать, но с должности не снимать. Непосредственно арест Багазия и ряда других работников Киевской управы состоялся 7 февраля[192]. Следственные действия, по Коху, только подтвердили все худшие подозрения о Багазии — от коррупции до нелояльности Рейху[193]. Кох в своем меморандуме прямо обвинял Розенберга в покрывательстве этого злостного предателя.

Под руководством Багазия Киевская управа стала гнездом и оплотом украинского шовинизма. В каждом ее отделе штаты были намеренно раздуты и заполнены сплошь националистами. Багазия обвиняли в инфильтрации своих людей в полицию и в Красный Крест, превращенный в нечто наподобие курьерской службы националистов, в сборе данных об экономической политике немцев на Украине, в особенности о ее неудачах, и даже... в спекуляции бензином! Припомнили, конечно же, и преподавание до войны в еврейской школе, и частные уроки детям Никиты Хрущева![194]

Так или иначе, но Багазий пережил в тюрьме практически всех своих однодельцев-оуновцев и повесился у себя в камере 3 октября 1942 года[195].

Помимо управы, сугубыми рассадниками национализма и неоправданным собесом для своих