Японцы - Хасэгава Мамору

в жены Кадзу-но-Мия Тикако, дочь покойного императора Нинко и младшую сестру правившего в то время сто двадцать первого императора Комэй. А в апреле следующего года сёгун Иэмоти посетил Киото по приглашению императора. В предыдущий раз императорскую столицу третий сёгун Иэмицу посещал в 1634 году. Разница заключалась в том, что Иэмицу прибыл в Киото в сопровождении трехсоттысячного войска, а Иэмоти – в сопровождении трехтысячной свиты.

После того, как в 1854 году было покончено с политикой самоизоляции, бакуфу оказалось «между двух огней» – с одной стороны на него давили иностранные правительства и компании, а с другой пытались надавить подданные, воспринимавшие любую уступку «заморским варварам» как предательство национальных интересов. Когда члены сёгунского правительства пытались объяснять, что на самом деле они действуют в интересах японской нации, их обвиняли в слабости. Слабое правительство, попирающее старинные традиции и бросающее великую страну Ямато под ноги варварам, было обречено.

Сторонники политического движения Сонно Дзёи, возникшего на почве всеобщего недовольства бакуфу, требовали возвращения власти императору, чтобы тот восстановил порядок и очистил Японию от «варваров».

Представители великих держав, считавшие, что с «дикарями» церемониться не стоит, и впрямь вели себя не лучшим образом и не желали знакомиться ни с правилами японского этикета, ни с традициями японцев. В сентябре 1862 года в деревне Намамуги, расположенной в хане Сацума, произошел трагический инцидент. Четверо британцев, трое мужчин и одна женщина, не уступили дорогу дяде местного даймё Симадзу Хисамицу, который исполнял обязанности регента при своем племяннике. Хисамицу двигался с большой свитой, занявшей всю дорогу, а британцы ехали навстречу ему верхом. Бритнацам полагалось спешиться, увести лошадей с дороги и ждать, пока процессия не проедет, но они продолжали ехать по обочине, что было воспринято самураями как оскорбительная неуступка дороги.

Действительно, представителям низших сословий (а «заморские варвары» в японской иерархии стояли ниже любого бродяги-японца) полагалось уступать самураям дорогу. Тот, кто не проявлял уважения к одному самураю, оскорблял в его лице все сословие. Оскорбленный самурай имел право зарубить обидчика из низкого сословия на месте, чтобы смыть оскорбление его кровью. Незнание принятых правил не освобождало «варваров» от ответственности. Более того, незнание правил само по себе было проявлением неуважения ко всем японцам, поскольку любому человеку, оказавшемуся вдали от дома, нужно в первую очередь ознакомиться с местными порядками. Британцы же уповали на свое право экстерриториальности и потому проигнорировали жесты, призывавшие их остановиться и спешиться. Им было невдомек, что они рискуют своими жизнями.

Не следует представлять Японию периода Токугава этакой «самурайской вольницей», где благородные рубили неблагородных мечами налево и направо. Самурай мог реализовать право кирисутэ гомэн[140], позволявшее ему убивать на месте оскорбителя из низшего сословия, только с соблюдением установленного порядка.

Дозволялось нанести по оскорбившему всего один удар катаной, причем сделать это следовало сразу же после оскорбления, у которого непременно должны были быть свидетели. Оскорбившему разрешалось использовать для защиты короткий меч вакидзаси. Совершив возмездие, самурай должен был явиться к местным властям и заявить о случившемся, после чего он помещался под домашний арест на время расследования обстоятельств дела. Если свидетели подтверждали факт оскорбления, то действия самурая признавались правомерными и ему возвращали свободу вместе с изъятыми на время ареста мечами. Но если факт оскорбления не подтверждался, то возмездие считалось неправомерным убийством, за которое самурай платил своей жизнью (обычно ему позволяли совершить сэппуку, но могли и казнить прилюдно). Часто самураи, обнажив катану, требовали от оскорбителя извинения и, получив его, убирали катану в ножны. Это к тому, что далеко не каждое оскорбление заканчивалось фатально. Кроме того, врачи освобождались от обязанности уступать самураям дорогу, поскольку они могли торопиться к больному или роженице, а ради спасения человеческой жизни в некоторых случаях можно пренебречь правилами этикета.

Инцидент в Намамуги закончился гибелью одного британского подданного и тяжелыми ранениями двух его спутников, а женщине удалось спастись. Бакуфу принесло британскому правительству официальные извинения и согласилось выплатить компенсацию в размере ста тысяч фунтов, к которой должен был добавить двадцать пять тысяч сацумский даймё. Род Симадзу, который правил Сацумой, принадлежал к тодзама-даймё, иначе говоря – к оппозиционерам. Даймё Симадзу Тадаёси, при поддержке своего окружения, отказался и от выплаты компенсации, и от выдачи убийц, на которой настаивали британцы (кстати говоря, по женской линии Тадаёси приходится прапрадедом нынешнему сто двадцать шестому императору Нарухито). В августе 1863 года семь британских военных кораблей вошли в гавань сацумской столицы Кагосима и потребовали от даймё компенсации за инцидент в Намамуги. Получив отказ, британцы захватили несколько сацумских кораблей вместе с находившимися на них людьми в качестве залога. Разъяренные сацумцы обстреляли британские корабли из орудий, а те ответным огнем причинили большой ущерб Кагосиме и потопили три сацумских корабля. В конечном итоге даймё пришлось выплатить компенсацию, заняв средства у бакуфу, но убийц британского подданного он так и не выдал.

Инцидент в Намамуги стал началом конца сёгуната Токугава, который мог опираться только на родственных симпан даймё. Прочие даймё надеялись на повышение своего статуса при прямом императорском правлении, и на то же надеялась придворная аристократия. Крупные торговцы и владельцы предприятий стремились к максимальной самостоятельности в делах, чему сильно мешало бакуфу, верное привычке контролировать каждый шаг подданных. Представители синтоистского и буддийского духовенства рассчитывали вернуть себе былой престиж… Много надежд связывалось с юным императором Муцухито, который в феврале 1867 года сменил на престоле своего отца, сто двадцать первого императора Комэй. Вряд ли Муцухито предполагал, что его правление, вошедшее в историю как период Мэйдзи[141], станет одним из самых знаменательных в истории Японии.

После того как действующий сёгун стал зятем правящего императора, история Японии могла бы пойти другим путем, но сёгун Иэмоти правил недолго – он умер в конце августа 1866 года в возрасте двадцати лет, не успев оставить наследника, который объединил бы в своем лице сёгунат Токугава с императорским домом.

Преемником Иэмоти стал двадцатидевятилетний Ёсинобу, глава клана Хитоцубаси, ветви дома Токугава (Иэмоти происходил из другой ветви – Кии-Токугава). Ёсинобу пытался укрепить сёгунат, но для этого у него не было ни времени, ни возможностей, да и настрой был совершенно не победительным. «Я думаю, что сёгунату осталось жить год, от силы два, – говорил Ёсинобу. – Сегодня становиться сёгуном – все равно, что заниматься тушением пожара в пороховом погребе». С такими мыслями сообразнее было бы становиться монахом, а не сёгуном. 9 ноября 1867 года Ёсинобу был вынужден вернуть власть императорскому дому. Мы вернемся к этому знаменательному событию в главе, посвященной Реставрации Мэйдзи и тому влиянию, которое она оказала на формирование японского национального самосознания. А пока что пора отдохнуть