Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников

Константин Петрович тесно работал с такими известными юристами, как А. Я. Вышинский и Р. А. Руденко, по правовым проблемам как внутри страны, так и на Нюрнбергском процессе. Научные и человеческие отношения поддерживал с Б. Б. Черепахиным. С И. Т. Голяковым у него отношения были весьма сложные. Мы знаем, что ВИЮН после ухода Голякова и прихода Горшенина сильно изменился – наряду с научными изысканиями стал активно и, главное, плодотворно заниматься законотворчеством.

Скончался Константин Петрович Горшенин 27 мая 1978 г. в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.

В городе Алатыре Чувашской Республики одна из улиц носит имя Константина Петровича Горшенина.

§ 6. Кодификационный скачок

Надо отдать должное партии, правительству и лично товарищу Хрущеву: рецепт преодоления раскола они выбрали точно, провозгласив своей целью достижение «изобилия материальных и культурных благ и все более полное удовлетворение потребностей общества и всех его граждан». Понятно, что подавляющее большинство населения против мещанского заоблачного рая под названием «коммунизм» не возражало. По сути, это и была капитуляция Революции перед обывателем (мещанином).

Однако механизм достижения поставленной цели был явно порочным. Неупорядоченные и толком непроработанные (волюнтаристские) реформы системы управления государством и экономикой, не учитывающие изменений в обществе, не только не приближали, но и отдаляли «светлое будущее».

А ведь искомая модель построения «государства мещан» была давно описана, в том числе в уже цитированной нами работе Г. Гессе: надо на место власти поставить большинство, на место силы – закон, а на место ответственности – процедуру голосования.

Вроде как эти демократические принципы в СССР присутствовали, но именно что вроде как. Представительная власть формировалась партийным аппаратом, выборы одного из одного кандидата были явным издевательством, а «матрешечная» структура советского права означала право силы, а не силу права ввиду подчиненности позитивного права Праву катастроф.

Социальных слоев, выступавших в качестве проводника установления реального представительства и независимой законодательной власти, в рассматриваемый период не существовало, а вот слой, выступавший за расширение сферы регулирования позитивного права, был. И назывался он бюрократией. Если угодно, этих людей можно назвать управленцами, хотя в бюрократии ничего зазорного нет.

Собственно, само возникновение позитивного права в Европе стало результатом глубокого перерождения бюрократии из патримониальной в ответственную[233].

На закате сталинизма высшие управленцы все больше превращались в порученцев Сталина (и порученцев порученцев Сталина и далее по пирамиде), неспособных принимать значимые управленческие решения без санкции руководителей. В ходе последовавшей после его смерти борьбы за власть ответственная бюрократия заметно укрепила свои позиции, фактически приведя к власти Хрущева.

Не желая повторения эксцессов массовых репрессий, особенно в свете все учащавшихся проявлений вождизма у Никиты Сергеевича, бюрократы были объективно заинтересованы в расширении сферы регулирования позитивного права, или, как они выражались, в укреплении социалистической законности. Соответствующий сигнал был подан незадолго до отставки Хрущева, позволявшего себе безобразные выходки по отношению к правовым нормам, о чем мы расскажем в следующих главах.

Весьма мощным средством расширения сферы регулирования позитивного права во все времена является кодификация законодательства.

Кодификация – это всегда новая веха не только соответствующей отрасли законодательства, но и права конкретного государства во всех проявлениях (правоприменение, образование, наука, законотворчество и др.) и, конечно же, это отмена большого и, как правило, противоречивого нормативного материала. Это новая ступень развития не только законодательства, но и регулируемых данным законодательством отношений.

Кодификацию можно рассматривать как с точки зрения продукта, так и с точки зрения результата. Под продуктом понимается конкретный акт (кодекс, устав, уложение), вступивший в силу, под результатом – полученные в процессе работы новое видение проблемы, новые подходы к решению задач, новые нормы, понятия, определения и т. д. – словом, новый инструментарий. При этом надо отметить, что подготовленный текст проекта не всегда становится законом. Такая участь постигла, например, проект Гражданского уложения Российской империи, готовившийся на рубеже XIX и XX вв. и не принятый из-за участия России в мировой войне и событий 1917 г.

С точки зрения продукта кодификация носит дискретный, прерывистый характер – от принятия одного кодекса (устава, уложения) до смены его другим. С точки зрения результата кодификация представляет собой непрерывный процесс.

В отличие от инкорпорации, заключающейся в систематизации законодательства без его изменения по существу, кодификация включает в себя не только систематизацию, но и переработку действующего нормативного материала с выстраиванием его в новый акт, как правило – кодекс.

Образно говоря, если инкорпорация – это приведение в порядок жилого дома, то кодификация – это снос старого дома и постройка нового, но с использованием земельного участка и частично – полученных от сноса материалов.

Все вышеизложенное относится к кодификации как отечественного, так и зарубежного законодательства. Полагаем необходимым и уместным привести слова одного из авторов первого крупного и «долгоиграющего» кодекса[234] на земном шаре – Гражданского кодекса Франции (1804 г.), впоследствии названного Кодексом Наполеона, – Жан-Этьена Порталиса. На вопрос о том, что такое гражданский кодекс, он ответил: «Это свод законов, предназначенный направлять и закреплять социальные, семейные и деловые отношения, которые существуют между людьми, принадлежащими к одной и той же государственно-политической общности»[235].

Кодификации не проходят просто так – из-за одного желания властей, политиков или ученых людей, для этого должны быть как объективные, так и субъективные предпосылки.

К объективным следует отнести перемены в государстве и обществе, законодательные наработки разного времени, понимание их действия и бездействия, положительные и отрицательные последствия существующих и даже отмененных норм, политическая, экономическая, социальная потребности изменений.

Для этого также необходима судебная практика – и не одно, и не десять решений, а обобщение большого количества дел. Желательно учет зарубежного опыта регулирования сходных отношений.

Важно понимать, что сама по себе необходимость регулирования при отсутствии массива правовых актов не может породить кодификацию: без действующего нормативного материала нельзя выстроить качественное системное регулирование.

К субъективным предпосылкам мы относим наличие воли властей предержащих, а не кратковременную вспышку интереса к теме, как это было во времена Екатерины II. Тогда готовился проект Уложения Российской империи[236], а политических сил, способных настоять на упорядочивании законодательного регулирования, не было, да и не могло быть в силу отсутствия ответственной бюрократии. Императрицу окружали только ее фавориты, некоторые из них, хотя и «носили конституцию в кармане», настоять на ее принятии не могли. Также к субъективным предпосылкам следует отнести и наличие коллектива выдающихся ученых-юристов, готовых воплотить свои знания и опыт, потратить время, отнятое у себя и близких людей, на осуществление громадной и такой неблагодарной работы, как кодификация.

Отцом российской ответственной бюрократии является М.