История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том II. Позднее средневековье до изгнания из Испании (XIII-XV век) - Семен Маркович Дубнов

очистить понятие о Божестве от всяких человекоподобий и образных представлений, употребляемых в Библии и Агаде, рационалисты пытались объяснять символически все содержание библейских рассказов. Они рассуждали так: если мы считаем поэтическими метафорами такие выражения Библии, как «Бог сказал», «Бог простер руку», то отчего бы не толковать метафорически и священные легенды? Им казалось, что Святое Писание, как источник высших истин, не может заниматься «пустыми» рассказами о приключениях разных лиц. Вся повествовательная часть Торы есть только маска, под которой скрыты глубокие идеи. Поэтому они сводили реальные факты Библии к отвлеченным метафизическим формулам или моральным понятиям, историю и поэзию — к философской символике. В книге Бытия, например, Авраам и Сара символизируют материю и форму, четыре праматери — четыре стихии природы (огонь, воздух, вода и земля), борьба четырех царей с пятью — борьбу четырех стихий природы с пятью чувствами, 12 колен израильских означают 12 планет. Иные шли еще дальше, задевая практическую религиозность. Они рассуждали, что коль скоро все законы и обряды иудейства имеют только целью пробуждать в душе возвышенное религиозно-нравственное настроение, то они необязательны для человека, уже обладающего таким настроением. Подобные учения таили в себе несомненную опасность для традиционного иудаизма, как его понимали раввины. Раввины-охранители встрепенулись. Как в первой половине XIII века они вели борьбу против начавшейся пропаганды маймонистов, так в начале XIV века им пришлось возобновить борьбу против ее последствий.

§ 17. Борьба против философии и светских наук

Новое столкновение между ортодоксами и свободомыслящими началось в том самом городе Монпелье, где за семьдесят лет перед тем враги свободной мысли приготовили костер для сочинений Маймонида. Во главе новой кампания встал фанатик традиции Абба-Мари Ярхи, известный также под французским именем Дон-Астрюк де Люнель. У этого человека был простой взгляд на вещи: нет двух источников истины, а есть только один — божественное откровение, данное в Торе и дополненное в Талмуде[18]. Иудаизм основан на трех незыблемых догмах: единство Бога, сотворение мира и управление им. Язычник Аристотель дошел человеческим разумом только до одной из этих истин, до признания бытия и единства Бога, но не постиг двух других. Видя неизменность мирового порядка, он думал, что мир не создан волей Бога, а существовал вечно, и что Божье управление или провидение простирается только на высшие небесные сферы, а не на земное человечество. А между тем малейшее сомнение в этих двух догмах колеблет все здание веры: безличные силы природы становятся на место живого творца и правителя мира, который направляет людей к высоким нравственным целям, достигаемым путем исполнения завещанных Израилю заповедей. Между этими двумя миросозерцаниями не может быть мира, а должна быть вечная война. Необходимо принять чрезвычайные меры, чтобы «философская зараза» не распространялась еще больше, особенно в кругу молодежи, среди незрелых умов, в которых новые идеи могут окончательно расшатать устои веры.

Охваченный тревогой за судьбу иудаизма, Абба-Мари обратился за помощью в предстоящей борьбе к барселонскому раввину Рашба как высшему духовному авторитету того времени. В 1303 году он отправил в Барселону письмо, в котором, указывая на грозящую иудаизму опасность от изучения логики, естественных наук, философии Аверроэса и Аристотеля, требует, чтобы «вождь поколения» выступил с решительным словом осуждения против «губителей святых преданий». Рашба вполне разделял опасения провансальского ревнителя. В ответном письме он в свою очередь выражает свое возмущение по поводу того, что «чужие проникли в ворота Израиля», что «араб и грек» развращают целомудренную иудейскую деву, что Аристотеля предпочитают Моисею, а умы старых и молодых устремляются в бездну метафизики; но он с официальной скромностью пытается отклонить от себя вмешательство в дела провансальских общин: он ждет инициативы от местных раввинов. Абба-Мари пишет ему новое послание: медлить нельзя, ересь растет, аллегористы превращают факты священной истории в отвлеченные символы, молодежь проповедует вольные мысли в синагогах, и рядом со звуками псалмов Давида слышатся речи Платона и Аристотеля. «Мы обязаны, — восклицает Абба-Мари, — истреблять, жечь, уничтожать еретические книги, через которые распространяются всякие зловредные идеи, хотя бы авторы их прикрывались маской благочестия». Рашба в своем ответе вполне присоединяется к этим соображениям и видит в аллегоризме великую опасность: люди, для которых Авраам и Сара перестали быть предками нации и превратились в символы материи и формы, уже внутренне порвали с национальной религией: «они не потомки Авраама и даже не потомки Исава и Исмаила (ни евреи, ни христиане, ни мусульмане), а произошли от тех детей Лилит (праматери демонов), которые рождены ею от Адама». Он опять советует призвать местных вождей к борьбе с ересью, но в то же время старается непосредственно подействовать на представителей провансальских общин. Одного из видных членов общины в Перпиньяне, Крескаса-Видаля, он призывает в пастырском послании к борьбе с еретиками, которые «греческих философов возвели в пророки, а истинных пророков превратили в баснописцев». Узнав, что в Перпиньяне, в доме богатого мецената Самуила Сулами, живет вышеупомянутый писатель-аллегорист Ралбах, Рашба в особом письме резко упрекал Судами за покровительство еретику и требовал его удаления. Никакие объяснения со стороны мецената и самого Ралбаха не могли смягчить барселонского раввина. Судами некоторое время еще колебался, не желая отнять поддержку у бедного философа, но случившееся между тем семейное несчастье, смерть дочери, смутило мецената. Философ лишился приюта и был обречен на скитальческую жизнь. Это была первая жертва «религиозной войны».

Переписка Абба-Мари и Рашбы с представителями разных общин выяснила готовность многих раввинов и главарей общин принять участие в антифилософской кампании. Из переговоров выяснилась также практическая цель борьбы: запретить изучение философии и естественных наук по крайней мере молодым людям, не окрепшим в талмудической науке. Раввинская коллегия в Барселоне одобрила такой план действий, но решила предварительно заручиться согласием представителей общины в Монпелье, резиденции зачинщика борьбы Абба-Мари. Вскоре (1304 г.) в Монпелье прибыл посол из Барселоны с письмом, подписанным Рашбой и 14 членами общинного совета. В письме ярко изображена опасность еретической эпидемии и указано, что если бы такая ересь появилась среди христиан, ее распространителей жгли бы на кострах, евреи же могут карать виновных только исключением из общины: нужно объявить строгий «херем» против тех, которые будут изучать «греческие книги» или обучать по ним других до достижения 30-летнего возраста. Абба-Мари стал вербовать в Монпелье сторонников грозного акта, но оказалось, что в этой цитадели ревнителей веры имеется и труппа пламенных ревнителей просвещения. Во главе этой группы стоял астроном и философ Яков бен-Махир из славного рода Тиббонидов, известный в христианских кругах под