История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том II. Позднее средневековье до изгнания из Испании (XIII-XV век) - Семен Маркович Дубнов

наш Бог, Иегова един!», так как в ней три раза повторяется имя Божие — логический абсурд. Мартин, очевидно, хотел возобновить миссионерскую агитацию, начатую его товарищем Павлом Христиани. Рашба счел нужным опровергнуть софизмы Мартина в небольшом трактате, написанном в очень умеренном тоне. Печальные для Рамбана последствия барселонского диспута 1263 года заставили его ученика быть осторожным в полемике. Более смелым является Рашба в другой апологии, написанной против одного мусульманина-рационалиста (полагают, что это был известный трактат «Религия и секты» кордовского теолога XI века Ибн-Хазма), который отрицал синайское откровение и божественность Моисеевых законов. Здесь еврейский апологет мог писать, не боясь цензуры, ибо доминиканцы могли только сочувствовать ему в борьбе против свободомыслия. Позже этому консервативному раввину пришлось вести отчаянную борьбу с рационалистами в самом еврействе, с лучшими представителями тогдашней передовой интеллигенции.

Если Рашба пересадил в Испанию традиции французской консервативной школы, то другой выдающийся талмудист того времени Ашер бен-Иехиель, известный под литературным именем Рош (ок. 1250-1327), перенес туда еще более узкие традиции германского раввинизма. Уроженец Германии, Рош был типичным представителем немецкого раввината — строгим талмудистом, ревнителем религиозной обрядности и противником всяких «посторонних наук». Кровавые гонения, воздвигнутые на германских евреев в конце XIII века и уничтожившие множество еврейских общин, заставили Роша покинуть родину и переселиться в Испанию. Ему предшествовала слава великого талмудиста, с которым состояли в ученой переписке авторитетные раввины, в том числе и Рашба. Прибыв в Испанию (1305), Рош занял место раввина и «рош-иешивы» в кастильской столице Толедо. В раввинской письменности Рош увековечил свое имя обширным сборником галах («Писке га’Рош»), составленным по образцу труда Альфаси. Это — тоже своего рода сжатый Талмуд, экстракт всей галахи с дополнениями на основании трудов тосафистов. Компендиум Роша сделался предметом школьного изучения и впоследствии помещался в виде приложения к печатным экземплярам Вавилонского Талмуда. К светским наукам и философии Рош относился с полным пренебрежением. К философии он применял библейское изречение о блуднице: «Кто пойдет за ней, не вернется назад». «Ваших посторонних наук я не знаю, — с гордостью говорил он образованным испанским евреям, — и благодарю Бога, который меня от них уберег». Это было сказано в пылу новой борьбы, возгоревшейся в Испании и Южной Франции в первые годы XIV века.

§ 16. Философия и свободомыслие

В XIII веке в христианской схоластике, центром которой был Парижский университет, боролись два направления. Одно стремилось примирить религию с философией Аристотеля, а на деле превращало философию в «служанку теологии» (ancilla theologiae), пользуясь только логическим аппаратом Аристотеля для доказательства религиозных догм. Представителем этого направления был доминиканский теолог Томас Аквинат, усвоивший доктрину Аристотеля главным образом по книгам Аверроэса и Маймонида. Другое направление, признавая непримиримость философии и религии, остановилось на точке зрения «двойственной истины». Истина веры, твердили сторонники этого направления, не всегда согласуется с истиною разума, так как последняя исходит из естественных явлений, а первая — из сверхъестественных. Двойственность миропонимания неизбежна: каждый может постигнуть умом одно и верить в противоположное. Эта опасная идея дуализма, к которой пришли последователи Аверроэса, сильно преследовалась правоверными богословами. В 1269 и 1277 гг. Парижский университет, по требованию духовенства, предал анафеме сторонников этого мнения, а также всех признающих идеи «натуральной философии»: вечность или несотворенность материи, одушевленность движущихся небесных сфер, невозможность воскресения мертвых и т.п.

Сходный, хотя и не одинаковый процесс происходил тогда и в развитии еврейской философской мысли. Маймонисты, верные заветам своего учителя, не производили такого насилия над философией для порабощения ее религиозным догмам, как это делали Альберт Магнус или Томас Аквинат, а действительно стремились установить соглашение между религией и философией путем взаимных уступок. Им это было не так трудно, как христианским теологам, связанным путами мистических догматов. Последовательному маймонисту приходилось поступаться не коренными догматами веры (главные пункты 13-членного символа веры Маймонида были согласованы с его философией), а только теми святыми легендами, образными выражениями Библии и вольными изречениями Агады, которые не были догматизированы и допускали свободное толкование. Но еврейские рационалисты наталкивались на другое серьезное препятствие: на укоренившееся мировоззрение, где религиозные и национальные представления, легенда и история, эмоция и мысль были неразрывно связаны и не допускали прикосновения холодного ножа анализа. Были и среди еврейских мыслителей такие, которые искали выхода в теории двойственной истины, но это делалось с отчаяния, после тщетных попыток примирить религиозную истину с философской; это была болезненная вивисекция над организмом, над созданием которого трудились поколения мыслителей от Саадии Гаона до Маймонида. Такие люди стояли на грани, где начинается сознание бессилия либо разума, либо веры. А рядом стояли вожди традиционного иудаизма и с ужасом смотрели, как систематически ведется подкоп под национальное здание, выдержавшее натиск тысячелетий... Все это порождало глубокий душевный разлад в самих искателях истины и страстную общественную борьбу между представителями различных идейных течений.

В еврейской литературе XIII века можно проследить все эти колебания религиозно-философской мысли. В первую половину этого века еще сильна была власть аристотелизма над передовыми умами. В Провансе, в лаборатории Тиббонидов, три поколения переводчиков трудились над переложением арабских научно-философских сочинений на еврейский язык. Переводчик «Путеводителя» Маймонида, Самуил ибн-Тиббон, излагал также систему Аверроэса в своем сочинении «Мнения философов» («Deot ha’philosophim»). Его сын Моисей ибн-Тиббон перевел на еврейский язык «Комментарии» Аверроэса и множество сочинений арабских и греческих писателей по математике, физике и медицине. Зять Самуила Тиббона, Яков Анатоли (ок. 1200-1260) переселился из Прованса в Италию и занял там место ученого переводчика при дворе любителя наук, императора Фридриха II Гогенштауфена в Неаполе. По поручению Фридриха он переводил научно-философские книги с арабского на еврейский язык, вероятно, с целью подготовки латинского перевода при помощи своего христианского друга, придворного астролога Михаила Скотта. Им были переведены «Средний Комментарий» Аверроэса и некоторые астрономические книги (1234-1236). Горячий приверженец Маймонида, Яков Анатоли развивал его рационалистические идеи в своих проповедях на библейские тексты, которые он читал в синагоге по субботам. Недовольство части аудитории слишком смелыми выводами лектора заставило его прекратить публичные чтения и изложить свои мысли письменно, в «Руководстве для учащихся» (Malmad hatalmidim). В предисловии к этой книге он с горечью говорит о недоверии духовных пастырей ко всякому выражению свободной мысли; он напоминает охранителям, что в самой Библии имеется книга, полная вольнодумства («Kohelet») и тем не менее кончающаяся призывом: «бойся Бога и Его заповеди храни!» По мнению Анатоли, религиозное предание и философское искание приходят разными путями к одной цели: богопознанию и утверждению нравственного начала в жизни. Выяснить религиозно-нравственный смысл