Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

Целестин III даровал двадцатидневное отпущение грехов паломникам, приходившим в аббатство на середину Великого поста. В 1233 году Григорий IX продлил этот срок до сорока дней. С тех пор в Компьень стекались огромные толпы. На этой реликвии не было никакого изображения[189]. Некоторые исследователи утверждают, что это всего-навсего pignus (сувенир), какие во множестве изготавливали в эпоху высокого Средневековья.

Так к чему государю Франции было задаваться вопросами о происхождении этого безвестного и безымянного полотна, запертого в старинном ларце? Вручая его Жоффруа вместе с небольшим кусочком креста и волосом Богородицы, король Филипп не думал, что отдает драгоценное сокровище. Очевидно, он заблуждался.

Отметим наконец, что более поздние слова сына Жоффруа де Шарни, Жоффруа II, утверждавшего, что Плащаница была подарена его отцу, а не получена хищением или хитростью – liberater sibi oblatam (подаренная ему из щедрости), – гораздо лучше подходят королевскому дару, нежели подарку частного лица.

Несмотря на неясные воспоминания, путаницу в датах и ошибку относительно пленения де Шарни, каноник, написавший меморандум Pour Scavoir la Verité, ничего не выдумал. Упоминание Амьена как места вручения Плащаницы – ключевая деталь, недостающий кусочек пазла, надежная опорная точка, которая позволяет нам отделить правду от вымысла. Да, именно здесь примерно в середине сентября 1347 года, после того как второго числа предыдущего месяца огромное войско Филиппа VI, стоявшее перед Кале, сложило шатры, монарх передал Плащаницу и другие реликвии из Большой раки Святой капеллы рыцарю Жоффруа де Шарни для его коллегиальной церкви.

Глава VI

Плащаница семейства де Шарни

Проект коллегиальной церкви

Если продолжать верить меморандуму Pour Scavoir la Verité, именно после освобождения из плена Жоффруа де Шарни, убежденный, что он был спасен особой милостью Девы Марии, дал обет возвести церковь в ее честь в деревеньке, которая ему принадлежала.

В этом объяснении нет ничего невозможного, когда мы имеем дело со столь набожным человеком, особенно во времена расцвета культа Пресвятой Богородицы. Однако похоже, что решающим моментом стала смерть первой жены Жоффруа Жанны де Туси 26 марта 1343 года. В прошении, адресованном Филиппу VI де Валуа, он обращался к королю за изволением основать «во спасение души его, жены его и предшественников их» часовню во владениях неподалеку от Труа, которую обслуживали бы пять капелланов.

В июне монарх прислал Жоффруа свой благосклонный ответ из крепости Шатонеф-сюр-Луар, предоставив ему необлагаемую налогами ренту в размере 140 турских ливров из доходов некой религиозной общины, оговорив, однако, что он сам и его семейство должны быть «участниками месс, молитв и благодеяний указанной часовни».

В то время еще не было и речи ни о размещении там реликвий, ни об организации народного поклонения (Плащаница еще не попала в руки Жоффруа) – лишь о том, чтобы «люди молились и служили заупокойные службы». Видимо, предполагалось, что это будет маленький частный приход, как у многих крупных феодалов той эпохи. Лире, деревенька, в которой насчитывалось меньше двухсот жителей и не было ни церкви, ни часовни, зависела от прихода Сен-Жан-де-Бонневаль в полутора километрах к северу, где раздатчиком бенефиций[190] был настоятель бенедиктинского аббатства Святого Петра в Монтье-ла-Селль[191].

Несколько лет проект Жоффруа существовал только на бумаге. Рыцарь продолжал воевать с англичанами. Как мы видели, примерно в середине сентября 1347 года Филипп VI передал ему в дар Плащаницу и еще две реликвии из сокровищницы Святой капеллы. Укрепленный дом Жоффруа в Лире, в местечке Ла-Мотт[192], в самом сердце небольшого феода под названием Омон, представлял собой скромное, довольно низкое деревянное здание, построенное на площадке длиной 50 м и шириной 40 м и окруженное рвом шириной 15 м, который наполнялся водой из реки Монь, притока Сены. Он не устоял бы в случае нападения регулярной армии! Несомненно, именно поэтому Жоффруа решил хранить эти реликвии в расположенном неподалеку аббатстве Монтье-ла-Селль, прилегающем к Труа и защищенном мощной зубчатой стеной с четырьмя большими башнями[193].

Затем королевский знаменосец позаботился о подобающих вместилищах. Для большого льняного полотна он заказал деревянную шкатулку с изображением своих гербов, поскольку реликварий не был частью подарка, он остался в Святой капелле с Мандилионом внутри. Часть Истинного Креста Жоффруа распорядился заключить в распятие. Для волоса Богородицы, который он считал изюминкой своей коллекции, потому что планировал посвятить церковь Благовещению, он заказал памятное ex-voto[194] с огромной символической нагрузкой: два ангела, держащие небольшой флакон, в который и помещалась крошечная, но столь значимая реликвия, башня замка Гудрич в Англии, бывшая его тюрьмой, поддерживаемая тремя контрфорсами, и всадник, несущий его герб. Это доказывает, что первое пленение Жоффруа все же было связано с его идеей построить коллегиальную церковь[195].

Масштабный проект начал обретать форму в 1349 году, вероятно, по причине, указанной Лораном Бузу в его книге «Клан ахейцев»: несмотря на мощные укрепления, аббатство Святого Петра в Монтье-ла-Селль годом ранее было разорено и частично сожжено грабителями. Там реликвии уже не были в безопасности. И вот 9 января этого года Жоффруа подписал со своим двоюродным братом Анри де Жуанвилем, графом Водемоном, сенешалем Шампани, соглашение о разделе, по которому часть средств от наследства, оставленного их теткой Аликс де Жуанвиль, дамой де Бофор, должно было пойти на сооружение церкви.

Вскоре после этого, 16 апреля, Жоффруа попросил авиньонского папу Климента VI предоставить стодневную индульгенцию паломникам, которые посетят церковь, – и понтифик немедленно одобрил прошение. Три дня спустя Филипп VI изменил пожизненную ренту Лире на бессрочную.

Паломники? Почему паломники? Можно предположить, что при изготовлении реликвариев или в связи с неприятностями в аббатстве Монтье-ла-Селль Жоффруа обнаружил, что «святое полотно», покрытое темными и красными пятнами, представляет собой не что иное, как саван – и что за саван! – подлинную Плащаницу Господа нашего Иисуса Христа с загадочным двойным отпечатком тела, с шокирующими следами Страстей, следами крови на запястьях, ступнях и боках. Мы можем представить себе, каково было его изумление! Но к восхищению наверняка примешивались растерянность и смущение. Ведь он оказался обладателем уникальной реликвии, историческая и духовная ценность которой была даже больше, чем у тернового венца, жемчужины Святой капеллы? Едва ли он мог вернуть ее королю – создалось бы впечатление, что тот ошибся в своем благодеянии. С другой стороны, разве можно сохранить столь драгоценное сокровище только для себя одного? И Жоффруа изменил свой проект. Из частной церкви со скромным капитулом, предназначенной для семейных богослужений, он сделал открытую для паломников коллегиальную церковь, не слишком это афишируя, поскольку происхождение святыни указать не мог. Эту осторожность демонстрирует ряд документов, связанных с основанием церкви.

Первые выставления реликвии

Прошло некоторое время, прежде чем новый план воплотился в жизнь. С 1349 по 1352 год у Жоффруа было много работы в качестве наместника Пикардии: он сопровождал Филиппа VI, а затем и его сына и преемника Иоанна II