Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

пытаясь сразу же превзойти его». Если другие монахи не ели вареной пищи в Великий пост, Макарий не ел ее в течение семи лет; если некоторые наказывали себя бессонницей, Макария можно было видеть «неистово старающимся в течение двадцати ночей подряд не заснуть». В течение одного поста он стоял прямо днем и ночью и не ел ничего, кроме нескольких капустных листьев раз в неделю; и все это время он продолжал заниматься своим ремеслом — плетением корзин.32 В течение шести месяцев он спал на болоте, подвергая свое обнаженное тело воздействию ядовитых мух.33 Некоторые монахи преуспели в подвиге уединения; так, Серапион поселился в пещере на дне пропасти, в которую немногие паломники имели смелость спуститься; когда Иероним и Павла достигли его логова, они нашли человека, почти состоящего из костей, одетого только в набедренную повязку, лицо и плечи покрывали нестриженые волосы; его келья была едва достаточна для постели из листьев и досок; однако этот человек жил среди аристократии Рима.34 Некоторые, как Бессарион в течение сорока, а Пахомий в течение пятидесяти лет, никогда не ложились спать;35 Некоторые специализировались в молчании и проходили долгие годы, не произнося ни слова; другие носили тяжести, куда бы они ни шли, или связывали свои конечности железными браслетами, поножами или цепями. Многие с гордостью записывали, сколько лет они не видели женского лица.36 Почти все анхориты жили — некоторые до глубокой старости — на узком ассортименте пищи. Иероним рассказывает о монахах, которые питались исключительно фигами или ячменным хлебом. Когда Макарий был болен, кто-то принес ему виноград; не желая побаловать себя, он послал его другому отшельнику, который послал его другому; и так они обошли всю пустыню (уверяет Руфин), пока не вернулись к Макарию в целости и сохранности.37 Паломники, стекавшиеся со всех концов христианского мира, чтобы увидеть монахов Востока, приписывали им чудеса, не уступающие чудесам Христа. Они могли исцелять болезни или отгонять демонов прикосновением или словом, укрощать змей и львов взглядом или молитвой, пересекать Нил на спине крокодила. Мощи анхоритов стали самым ценным достоянием христианских церквей и хранятся в них по сей день.

В монастырях настоятели требовали абсолютного послушания и испытывали послушников невыполнимыми приказами. Один аббат (как гласит история) приказал послушнику прыгнуть в бушующую печь; послушник послушался, и пламя, как нам сообщили, расступилось, чтобы пропустить его. Другому монаху было велено посадить трость настоятеля в землю и поливать ее, пока она не зацветет; в течение нескольких лет он ежедневно ходил к Нилу, расположенному в двух милях, чтобы набрать воды и полить на трость; на третий год Бог сжалился над ним, и трость зацвела.38 Монахам предписывался труд, говорит Иероним,39 «чтобы их не сбивали с пути опасные фантазии». Некоторые обрабатывали поля, другие ухаживали за садами, плели циновки или корзины, вырезали деревянную обувь или переписывали манускрипты; многие древние классики были сохранены их пером. Однако большинство египетских монахов не имели никакого отношения к письму и презирали светские знания как бесполезное тщеславие.40 Многие из них считали чистоту враждебной благочестию; дева Сильвия отказывалась мыть любую часть своего тела, кроме пальцев; в монастыре из 130 монахинь никто никогда не мылся и не мыл ног. К концу четвертого века, однако, монахи смирились с водой, и аббат Александр, презирая этот упадок, с тоской вспоминал времена, когда монахи «никогда не мыли лица».41

Ближний Восток соперничал с Египтом в количестве и чудесах своих монахов и монахинь. Иерусалим и Антиохия были усеяны монашескими общинами или кельями. Сирийская пустыня была заселена анхоритами; некоторые из них, подобно индусским факирам, привязывали себя цепями к неподвижным скалам, другие пренебрегали столь оседлым образом жизни и бродили по горам, питаясь травой.42 Симеон Стилитов (390?-459), как нам рассказывают, имел обыкновение обходиться без пищи в течение сорока дней Великого поста; во время одного поста его, по его собственному настоянию, замуровали в ограде с небольшим количеством хлеба и воды; на Пасху его не замуровали, а хлеб и вода были найдены нетронутыми. В Калат-Семане, в северной Сирии, около 422 года Симеон построил себе колонну высотой в шесть футов и жил на ней. Стыдясь своей умеренности, он строил и жил на все более высоких колоннах, пока не устроил свое постоянное жилище на столбе высотой в шестьдесят футов. Его окружность в верхней части была чуть больше трех футов; перила не давали святому упасть на землю во сне. На этом столбе Симеон прожил тридцать лет, подвергаясь воздействию дождя, солнца и холода. Лестница позволяла ученикам приносить ему пищу и убирать отходы. Он привязал себя к столбу веревкой; веревка впилась в его плоть, которая вокруг него гнила, воняла и кишела червями; Симеон подбирал червей, которые выпадали из его язв, и клал их туда, говоря им: «Ешьте, что Бог дал вам». Со своей высокой кафедры он читал проповеди толпам людей, приходивших посмотреть на него, обращал варваров, совершал чудесные исцеления, играл в церковную политику и пристыдил ростовщиков, заставив их снизить процентную ставку с двенадцати до шести процентов.43 Его возвышенное благочестие породило моду на отшельников-столпников, которая продержалась двенадцать веков и, в тщательно секуляризованной форме, сохранилась до наших дней.

Церковь не одобряла таких излишеств; возможно, она чувствовала яростную гордость в этих унижениях, духовную жадность в этом самоотречении, тайную чувственность в этом бегстве от женщин и мира. Записи этих аскетов изобилуют сексуальными видениями и снами; в их кельях раздавались их стоны, когда они боролись с воображаемыми искушениями и эротическими мыслями; они верили, что воздух вокруг них полон демонов, атакующих их; монахам, похоже, было труднее быть добродетельными в уединении, чем если бы они жили среди всех возможностей города. Нередко анхориты сходили с ума. Руфинус рассказывает о молодом монахе, в келью которого вошла красивая женщина; он поддался ее чарам, после чего она исчезла, как ему показалось, в воздухе; монах с диким криком побежал в ближайшую деревню и прыгнул в печь общественной бани, чтобы охладить свой огонь. В другом случае молодая женщина умоляла пустить ее в келью монаха, ссылаясь на то, что ее преследуют дикие звери; он согласился принять ее на короткое время, но в этот час она случайно прикоснулась к нему, и пламя желания вспыхнуло в нем, как будто все годы аскетизма оставили его неугашенным. Он попытался схватить ее, но она исчезла из его рук и из его поля зрения, а хор демонов, как нам говорят, громко смеялся над