Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

завтрака кавалькада машин отправилась в 30-километровое путешествие на восток — или в Смиловичи, где был дулаг, или в Смолевичи, где находился армейский сборный пункт для советских военнопленных: и там, и там, очевидно, имелся достаточный контингент из евреев-военнопленных и политруков, содержавшихся, словно скот на убой, в отдельных загонах. Образцово-показательная экзекуция нескольких десятков, а возможно и сотен — ради Гиммлера нисколько не жалко! — несчастных изможденных издевательствами и голодом людей, среди которых было и две женщины (перестарались?), — рутинное в общем-то для рядового эсэсовца и даже иного вермахтовца зрелище. Но, согласно одной из легенд, впечатлительного и потливого рейхсфюрера, неженку и двоеженца, зрелище как таковое и долетевшая до него капелька мозга повергли в столь сильный нервный шок, что рвотные массы в его холеном и рыхлом теле пришли в движение, а мундир в негодность.

Несколько смущенные, члены делегации расселись по машинам и к двум часам дня вернулись в Минск, где переоделись, пообедали и продолжили свою инспекцию — посетили Минское гетто и лечебницу для душевнобольных в Иванково, в 6 км к северо-востоку от Минска.

В результате всего увиденного и пережитого Гиммлер приказал Артуру Небе разработать более гуманные методы убийства, нежели расстрел. Да еще, по возможности, и более экономные. Группенфюрер СС Небе — бывший начальник всей уголовной полиции Рейха — фигура тут не случайная, не просто так подвернувшаяся под руку. С 1940 года он отвечал в СС за оптимизацию стерилизаций и убийств евгенически «неполноценных» немцев в рамках программы «Т4» — эвтаназии (эдакий национал-социал-дарвинизм, или инструмент ускорения естественного отбора). И для этой, относительно скромной задачи (консенсусная оценка числа жертв внутри Рейха — «всего» 70 тыс. чел., а с учетом других аналогичных программ, например, в немецких концлагерях, то и все 90-100 тысяч) Небе склонялся к газу, в частности к комбинации угарного газа и кремации[120]. Но и в Минске, даже посоветовавшись с экспертами, он так и не придумал для 120 пациентов из Иванково ничего лучшего, чем применить для их убийства 18 сентября 1941 года сладчайший угарный газ.

Но окончательное решение еврейского вопроса, от одного вида которого траванул даже Гиммлер, не могло быть достигнуто инструментарием и масштабированием эвтаназии с ее многоуровневыми администрированием и враньем родственникам. Тут требовалась совершенно иная, более массовая, логика и более жесткая и откровенная логистика.

В конечном счете это и определило выбор газовой химии в качестве основного способа массовых убийств. В Аушвице в августе — сентябре начались эксперименты с «Циклоном Б», а в Минске и Могилеве — с выхлопными газами, что в конечном счете — уже в следующем году — обернулось строительством монструозных газовых камер и обустройством лагерей смерти на западе[121] и опытно-серийными газвагенами (автомобилями-душегубками) на востоке, постепенно вытеснявшими садистские оргии расстрельных команд в тылу восточных групп армий.

ВЫЖИВАНИЕ КАК ГЕРОИЗМ

Героизм — общею меркой

В 1899 и 1907 годах в Гааге были подписаны различные конвенции об обычаях сухопутной и морской войны, сформировавшие костяк международного права в военной области. Первая мировая была вполне уже тотальной, т.е. отмеченной высокой степенью вовлеченности гражданского населения в конфликт. Если отвлечься от немецких премьер газовых атак и вероломства и оккупантских зверств по отношению к нейтральной Бельгии, первая фаза войны прошла сравнительно цивилизованно, под знаком стремления к соблюдению Гаагских конвенций 1907 года, нашедших свое опытно-абстрактное усовершенствование в Женевских конвенциях 1929 года. Этнические эксцессы «ограничились» (sic!) тогда погромами, заложниками и депортациями мирного населения в примыкающих к линии фронта зонах, но практически не затронули личный состав воюющих армий.

Совершенно иной оказалась Вторая мировая! Принципиальное ее отличие в том, что в качестве конечных политических целей войны — впервые и априори — рассматривались не только военнослужащие противника, но и его «цивилисты» — мирное население враждебных стран. Главной премьерой стал национальный и идеологический ракурс: все человечество воспринималось под углом зрения «арийской» расовой теории и вытекающих из нее сугубо этнических эмоций — от братской солидарности (с арийцами всех стран) и даже любви (к фольксдойче) до брезгливого презрения (к славянам) и лютой ненависти (к евреям и цыганам).

Оставим здесь побоку обусловленные этим — разной степени добровольности — угоны гражданского населения завоеванных стран в качестве принудительных рабочих в видах их хозяйственного использования в Третьем рейхе. Если в плане депортаций и эксплуатации гражданского населения (равно как и по жестокости отношения к военнопленным!) Япония могла еще и фору дать Германии, то в культе государственной ненависти к евреям, яро исповедуемой и истово практиковавшейся Германией, она безнадежно «проваливалась». Впрочем, собственных евреев в Японии практически не было: во всяком случае их было меньше, чем их спас японский консул в Литве Тиунэ Сугихара полулиповыми своими транзитными визами на Кюрасао.

Гитлер же, не преуспев с географическим решением еврейского вопроса (Мадагаскар, Уганда, Люблин-Ниско, Биробиджан!), накануне войны перестроился на более радикальное его решение — биологическое, оно же окончательное. После 22 июня 1941 года это распространялось на всех евреев, включая и немецких с австрийскими, но, правда, исключительно на евреев по расе, а не по вере (что оказалось спасительным для большинства караимов и части горских евреев в оккупированных областях СССР). Остальных надлежало собирать в гетто и лагеря смерти и систематически убивать, убивать и еще раз убивать, при этом «полезных» евреев, т. е. классных специалистов, — позже, чем остальных.

Впрочем, известны и яркие исключения: генерал-фельдмаршал люфтваффе Эрхард Мильх (1892-1972), банальный мишлинг по отцу, был настолько нужен Герингу и Рейху, что ему даже подправили генеалогию, уговорив мать признаться в «грехе» с немецким аристократом (sic!)! Так что Геринг отвечал за свои слова, когда якобы говорил своим кадровикам: «Кто тут еврей, решаю я!»

Уничтожение европейского еврейства было одной из главных целей Гитлера на востоке — целью, для достижения которой к восточным — польским, советским, румынским — евреям постепенно были «подверстаны» и остальные — западные евреи, включая немецких.

При такой конфигурации, когда на кону судьба целого народа, меняется очень многое, даже в проблематике героизма. Общая мерка ратных подвигов на полях сражений тут не годится, хотя евреев в составе армий Коалиции, как и совершенных ими традиционных ратных подвигов, было немало.

Впрочем, и с общей, нееврейской, меркой, евреи-воины смотрятся достойно.

По данным переписи 1939 года (проведена в январе, т.е. до начала Второй мировой и первых советских аннексий), три с небольшим миллиона советских евреев были седьмой по численности национальностью в СССР — после русских, украинцев, белорусов, казахов, узбеков и татар