История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

были совершенно уверены, что сэр Ричард Гренвилл с готовностью исполнит приказ, но подозревали, что лорд Уэнтворт, который и прежде держался крайне высокомерно, а после своего беспорядочного отступления стал вести себя с еще большей дерзостью, способен выказать непокорность; на сей случай было предусмотрено, что Его Высочество немедленно арестует Уэнтворта, а принять начальство над кавалерией попросит лорда Кейпла.

Его Высочество даже послал сэру Ричарду Гренвиллу письмо с благодарностью за данный им совет, которому, писал принц, он последовал, в чем сэр Ричард может убедиться из прилагаемого к настоящему письму приказа, которым Его Высочество назначил главнокомандующим армией лорда Гоптона, начальство над всей кавалерией поручил лорду Уэнворту, а над всей пехотой — сэру Ричарду Гренвиллу, поставив их обоих в подчинение лорду Гоптону. Никому и в голову не приходило, что Гренвилл может отказаться от этого поста, более высокого, чем все его прежние должности, и где он имел бы над собой единственным старшим начальником человека, у которого и раньше часто состоял в подчинении. Но уже на другой день по получении этого письма сэр Ричард, вопреки всем ожиданиям, написал Его Высочеству, что по причине нездоровья просит освободить его от этой должности, выразив мнение, что сможет принести принцу больше пользы, если займется сбором отставших от частей солдат и борьбой со смутьянами в Корнуолле; однако лорду Колпепперу он тогда же написал, что не согласен иметь над собой начальником лорда Гоптона. Теперь цель Гренвилла обнаружилась с полной ясностью — остаться в тылу и распоряжаться в Корнуолле; но принц, вспомнив о прежних поступках сэра Ричарда, решил, что у него нет оснований доверять ему начальство в этом графстве. А потому он призвал к себе Гренвилла и объявил ему, что если он теперь, да еще таким манером, покинет пост, на который его назначили, то это обернется тяжелыми последствиями для общего дела; что от него не станут требовать большего, чем позволяет его здоровье; и что он сможет взять себе в помощники любых офицеров по собственному выбору. Но несмотря на все доводы принца и уговоры друзей, полагавших себя способными на него повлиять, Гренвилл продолжал упорствовать, решительно отказываясь принимать этот пост и подчиняться приказам лорда Гоптона.

И как же теперь должен был поступить принц? Ведь (не говоря уже о том, что если бы он позволил обойтись с собой столь неуважительно и не исполнить данный им приказ, то это привело бы к самым скверным последствиям) было очевидно, что Гренвилл, останься он на свободе, когда не расположенная сражаться армия оказалась бы за пределами Корнуолла, воспользовался бы любой возможностью, чтобы воспрепятствовать ее отступлению в Корнуолл; пока же, действуя исподтишка, он попытался бы, под бессмысленным предлогом защиты собственного графства, удержать многих от выступления в поход с армией. А потому Его Высочество, по зрелом размышлении, счел нужным арестовать Гренвилла и отдать его под стражу коменданту Лонстона, а через два или три дня отослал его в Маунт, где он и находился до тех пор, пока неприятель не овладел графством; тогда, не желая, чтобы сэр Ричард попал в руки к врагам, Его Высочество разрешил ему удалиться на континент.

Лорд Уэнтворт, услыхав на Совете распоряжение принца, показался чрезвычайно удивленным и попросил дать ему день времени, чтобы подумать самому и посовещаться со своими офицерами. Но когда принц объявил, что не намерен представлять свои решения на рассмотрение офицерам и что Уэнтворт должен дать немедленный и определенный ответ, подчиняется он или нет, после чего Его Высочество будет знать, как ему следует поступить, Уэнтворт попросил времени на размышление лишь до полудня, когда и подчинился. Той же ночью он выехал в расположение своих войск, чему многие вовсе не обрадовались, ибо знали, что он никогда не станет повиноваться искренне и охотно. К этому времени пришли верные известия о потере Дартмута, отнюдь не прибавившие нашей армии мужества и не увеличившие ее численности; из Эксетера же столь настойчиво просили о скорейшей помощи, что было даже сочтено необходимым, несмотря на все невыгоды положения, сделать какую-то попытку в этом роде; а потому лорд Гоптон решил выступить к Чимли, чтобы, заняв таким образом позицию между неприятелем и Барнстейплом, взять себе всех солдат, каких только сможет выделить ему гарнизон последнего, и, действуя сильными отрядами, попытаться по крайней мере атаковать врага на его квартирах. Но было также решено, что, ввиду немногочисленности войск и общего нежелания драться (чтобы не сказать хуже), заметного как у солдат, так и у офицеров, Его Высочеству, дабы не подвергать опасности собственную особу, оставаясь при армии, следует уехать в Труро, где и находиться в дальнейшем — против чего имелось немало очевидных возражений, над которыми, однако, взяли верх другие, более веские доводы.

Никто из людей, знавших об отношении джентри графства Корнуолл к сэру Ричарду Гренвиллу и о громком ропоте, который возбуждали в простом народе чинимые им жестокости и притеснения, никогда бы не поверил, что столь необходимая мера, против него принятая, могла бы вызвать в ту пору хоть какое-то недовольство, ведь едва ли не каждый день кто-нибудь являлся на него с жалобой. Проезжая через Бодмин, принц получил прошение от жен многих достойных и состоятельных особ, и среди прочих — мэра Лоствизила, безусловно преданного королю и оказавшего ему важные услуги. Всех их Гренвилл посадил в тюрьму за то, что они посмели ловить рыбу в реке, исключительное право рыболовли в которой принадлежало будто бы ему в силу королевского указа о секвестре в его пользу лоствизильского имения лорда Робертса. Арестованные же заявляли, что они не нарушали закон и всегда свободно ловили рыбу в этих водах как держатели манора Его Высочества в Лоствизиле (между ними и лордом Робертсом долго тянулись судебные тяжбы за это право). Когда же Его Высочество прибыл в Тависток, то и там к нему явилось множество женщин, умолявших освободить их мужей, заключенных сэром Ричардом в тюрьму за отказ молоть зерно на его мельнице, что, как утверждал Гренвилл, они были обязаны делать по обычаю. Таким образом Гренвилл употреблял свою военную власть всякий раз, когда находил нужным заявить претензии на какие-нибудь гражданские выгоды, и выпускал заключенных из тюрьмы лишь после того, как они безропотно исполняли его волю.

Когда сам Гренвилл был взят под стражу, в лонстонской тюрьме томились по меньшей мере тридцать человек, констеблей и иных особ, которых он туда посадил, обложив штрафами (достигавшими порой трехсот, четырехсот и даже пятисот фунтов) как преступников (хотя и не вправе был судить об