Закоулки Средневековья - Льюис Френсис Зальцман

«безжалостным и алчным умом», угнетал бедных заключенных, взимая с них за эль вдвое большую плату, чем он стоил на улице, при этом следует помнить, что эль в те дни был действительно «народной пищей в жидком виде» — и когда добрые люди посылали заключенным «горшочек эля», он заставлял своих слуг выливать эль на улице и разбивать сосуд. Он сделал это даже когда «маленький мальчик, чья бедная мать была заключена в тюрьму, принес ей кувшин с элем к тюремному окну». Олдермен Эдвард Реде и Д. П., увидев, как у нее отобрали эль, любезно прислали ей «кувшин с напитком». Этот присланный сосуд настолько рассердил смотрителя, что он подошел к олдермену и оскорбил его, назвав «человеком из Бедлама», и, вероятно показал другую сторону тюремной жизни. Около двух столетий назад Ньюгейтом управлял Эдмунд ле Лоример, который шокирующе жестоко обращался со своими заключенными, не давал им еды, лишал их доли в общей милостыне и мешал им общаться с друзьями. Он грабил заключенных, отобрал у Роджера Мартела золотой крест с четырьмя гранатами и pere crapaudyn, или жабьим камнем, — драгоценным камнем, который якобы находится в голове жабы и является бесценным противоядием. Он применял такие ужасные пытки, вымогая деньги, что многие погибали, в том числе рыцарь Сэр Джон де Хорн, а Роджер де Колни, будучи истощенным вследствие лишения еды, выхватил нож у товарища и перерезал себе горло.

Но не все, кто обладал властью, были чудовищами; зафиксировано, что бейлиф Саффолка, выздоровевший после болезни, обнаружив, что его заместитель виновен в вымогательстве, возвратил деньги и уволил заместителя. Но сведения из Йоркшира в 1275 году были довольно типичными: бейлиф графа Линкольна совершил «множество притеснений, грабежей и причинил большой ущерб», «множество других фактов, сверх удивительных», рассказывалось о субшерифе, и «бесчисленные дьявольские случаи угнетения» приписывались стюарду графа Варенна. Да и сам граф был жестоким человеком, он превратил примерно пятую часть графства Сассекс в заповедник и содержал вооруженных охранников, чтобы крестьяне не смели прогонять оленей из своей пшеницы. Хорошо известна история о том, что когда уполномоченные короля Эдуарда спросили, благодаря какому титулу он владеет своими землями, то он достал ржавый меч и сказал: «Им мои предки завоевали свои земли, и им я буду защищать их». Как и большинство известных историй, эта очень апокрифична, к тому же в этом случае больше подошла бы прялка, поскольку свои земли он получил по женской линии, но то, что он был готов защитить эти земли с помощью меча, вполне вероятно. Один из его потомков, граф Суррей, живший во времена Генриха VIII, похоже, унаследовал часть его пренебрежения к закону, поскольку был обвинен в «непристойной и неприличной манере ходить ночью по улицам и бить окна из рогатки». Непохоже, чтобы он делал это, требуя дать право голоса пэрам, да и в конечном счете он признался в совершении этого зла и был препровожден в тюрьму Флит.

Жизнь в совершенно спокойном ныне Сас-сексе во времена графа Джона де Варенна, безусловно, должна была быть если не более радостной, то уж точно более захватывающей. Он вел своего рода междоусобную войну со своим соседом Робертом Агийоном, который был также в плохих отношениях с еще одним своим соседом, Уильямом де Брозом, а чуть западнее, в Мидхерсте, жил Джон де Богун, который проявил пренебрежение к закону, напав на Люка де Вьенна и сбросив его в пруд, когда тот был на пути в суд. Сын и тезка этого Уильяма де Броза проявил вспыльчивость, оскорбив одного из судей Королевского суда, вынесшего приговор против него. Король Эдуард I был не тем человеком, который мог бы оправдать подобное поведение; однажды он выгнал из суда даже принца Уэльского за наглость по отношению к судье, и Брозу пришлось облачиться в покаянную одежду, пройти через Вестминстерский зал, когда там заседал суд, и извиниться перед судьей.

…сбросив его в пруд…

Если даже лорды подавали такой пример своим подданным, то неудивительно, что более мелкие люди занимали позицию чванства и высокомерия, разъезжая с вооруженными бандами по рынкам и ярмаркам лишь для того, чтобы получить удовольствие от запугивания людей. В качестве примера бессмысленной наглости можно привести констебля Шрусбери, который заплатил своему кучеру 4 пенса за то, чтобы тот проехал через деревню Крессаж, крича «Векар, Векар», что должно было оскорбить как мужчин, так и женщин. Характер оскорбления нам неочевиден, но он был очевиден для жителей деревни, поскольку одна из женщин осмелилась возразить. Кучер ударил ее и ранил мужчину, бросившегося ей на помощь, но затем ему пришлось бежать, и он был застрелен, за что его господин получил полную компенсацию.

Что бы ни означало слово «Векар», не может быть никаких сомнений в том, что Роберт Саттон оскорбил Роджера Портленда, клерка лондонского шерифа, когда воскликнул в суде: «Тфру, тфру!». Это односложное междометие звучит презрительно, и его значение, конечно же, не требовало, чтобы Роберт подчеркивал его, «подняв большой палец», к сожалению, не уточняется, подносил ли он его к носу или нет, поскольку было бы интересно обнаружить «длинный нос» в 1290 году. Городские чиновники, особенно мэры и олдермены, были очень обидчивы, пользуясь «гнусными и отвратительными злоупотреблениями», замечая все и наказывая даже за безобидные возражения, и я, конечно, сочувствую сапожнику Колларду, которого отправили в тюрьму в Норвиче только потому, что, когда мэр приказал ему сбрить бороду, он отказался сделать это и сказал: «Нет, однажды я побрился, и пообещал себе, что никогда больше не расстанусь со своей бородой, я был плохо побрит». Тем не менее нет сомнений в том, что, каким бы произволом ни злоупотребляли власти, над ними тоже бывали судебные процессы, и, если чиновники часто превышали свои полномочия, то им приходилось сталкиваться с другой стороной медали. Люди менее привилегированного происхождения, чем Уильям де Броз, при случае могли высказать судьям, что они думают о них. В 1300 году в Сассексе некий Генрих де Биске-ле явился в деревенский суд и попросил разрешения высказать определенные вещи «именем короля», и, таким образом добившись молчания и внимания всего суда, он разразился жестокими оскорблениями в адрес одного из судей, назвав его лжецом и используя другие нецензурные выражения, за что ему посчастливилось избежать наказания в виде штрафа в размере 20 шиллингов. Примерно через пятьдесят лет в Певенси произошел еще более вопиющий акт неуважения к суду. Туда прибыл управляющий королевы, Джон де Молинс, чтобы провести там суд, но, будучи