Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов

билетов (мы их запрятали в лесу), фашисты нас здорово избили, пытали, что мы партизаны, но почему-то оставили живыми. Закрыли в сарай, на второй день погнали на вокзал, там стоял уже состав с нашими военнопленными, и нас загнали в вагон, где было набито людей как сельдей в бочке. Везли нас дней пять на запад, ничего не говорили, пить и кушать ни грамма не давали, на остановках нигде не выпускали, даже по естественным надобностям, – все делалось в вагоне. В вагонах было душно, воздух спертый, дышать нечем, люди стали умирать, и даже мертвых не выносили из вагонов, везли до конца. Вдруг мы узнаем, что нас привезли в Польшу, в г[ород] Замость[1845]. В пути мой товарищ Николай не вынес мучений, в вагоне и умер. Я остался едва живым. Из вагона нас выгоняли фашисты (с изображением черепа на лбу) хуже всякого скота, это невозможно описать, били плетьми, на конце которых свинцовая нагайка, кричали: «Рус – коммунист – капут» и т. д. Построили вдоль вагонов едва живых, всего примерно было около двух тысяч человек, осталось в живых примерно 1500 – остальные умерли в вагонах. Строем погнали нас, как овечье стадо, через город Замость, специально по центральной улице. Мирные жители выглядывали из-за углов улиц и переулков и окон, а фашистские изверги специально громко кричали «Русь – капут, коммунист – капут. Сын Сталина сдался немцам, Сталину капут, Москау наш». На ходу некоторые товарищи не выносили, падали, их фашисты пристреливали. Мирные жители пытались бросить в толпу нас кусок хлеба, но их немцы избивали, потом куда-то уводили. Мне удалось на ходу уловить кусок хлеба грамм двести, я поделился с рядом идущим товарищем, поели, нам стало легче. Пригнали нас почти на окраину г[орода] Замость. Фашисты объявили, что будем мыться в бане, разбили по партиям человек по сто и плетями погнали в баню. Это оказалась не баня, а выдуманная мера издевательства. Прогоняли через струи холодной воды и заставляли обратно одеваться. Правда, здесь хотя на ходу за 5 суток выпили воды. «Вымывши» в бане, погнали дальше за город. Подогнали, смотрим – большая территория под открытым небом обнесена в пять рядов колючей проволокой, а по углам вышки, на них, как хищные беркуты, стоят фашисты с пулеметами, направленными в сторону лагеря. Начался фашистский «рай». Сразу же загнали в лагерь почти по колено в грязь. В этом лагере уже были пленные, примерно около 5 тысяч человек. Причем почти ежедневно пригоняли около 1500 человек, и в этом лагере собралось около 10–12 тысяч человек. Начали фашисты вести пропаганду среди военнопленных. Как я помню, прибыла в лагерь комиссия, которая именовала себя от фюрера Гитлера. Стали призывать «кто выдаст коммунистов, комсомольцев или евреев, тому будет выдаваться дополнительный паек». А паек такой: один раз в сутки пол-литра в консервной банке недоваренного проса или гнилой мерзлой капусты, картофельных очисток. Военнопленные держались твердо, друг друга не выдавали. Тогда фашисты стали засылать в лагерь предателей и отщепенцев из эмигрантов под маркой военнопленных; мы сразу поняли, что это не наши товарищи. Они призывали всех давать подписку, что добровольно сдались в плен, потому что коммунизм – это ад, что при жизни в СССР мы были голодны, а работали по 18 часов в сутки. Если фашисты подозревали, что они обнаружили коммуниста, комсомольца или еврея, то на них надевали красные беретки, писали на груди и спине – кого они нашли. Давали этим людям гармошку в руки и заставляли играть и плясать. Кто не выполнял их требования, избивали плетями, а потом живыми закапывали здесь же, в лагере.

Истощенные, изнуренные, в холоде, заедали вши, наступила эпидемия дизентерии, люди ежедневно стали умирать по 200–300 человек. Как «снопы», заставляли фашисты местных жителей вывозить из лагеря трупы на быках, запряженных в телегу с лестницей. Нас заставляли грузить. Но чем дальше, мы держались друг друга крепче. Фашисты это поняли и стали применять в лагерях душегубки, ловили первого попавшегося, сажали в душегубку и увозили из лагеря, и эти люди погибали.

Наступил окончательно невыносимый голод и холод, наступил ноябрь 1941 г[ода], нас продолжали держать в лагере под открытым небом. Люди стали есть друг друга. Я тоже уже держал в руках человеческое мясо, но есть не стал, мне его принес мой друг Жорка. И ему не посоветовал я есть это, иначе наступила бы сразу смерть. Я решил признаться другу Жорке, что нам нужно как можно быстрее бежать из лагеря, но сил почти совершенно не было. Фашисты обнаруживали людей, которые ели человеческое мясо, устроили в лагере виселицы и вешали их, и не только их, а того, кого им вздумается. Мы окончательно договорились с другом Жоркой бежать из лагеря во что бы то ни стало, шли на смерть. В ночь на 7 ноября 1941 г[ода] мы прорыли внизу под проволокой проход и ушли из лагеря. Перед нашим уходом из лагеря в нем оставалось в живых не более 4 тысяч человек, остальные были замучены и погибли.

После побега из лагеря нам посчастливилось. Неподалеку от лагеря был хутор, и мы попросились в один из домиков к старикам. Нас эти милые, старые, честные люди приютили, поддержали в питании, одежде; прожили мы у них четыре дня. С новыми силами мы стали пробираться на восток, была задача перейти фронт.

Мне вспоминается: не тот ли приспособившийся боннский министр Оберлендер приезжал к нам в лагерь, расхаживал среди нас и вел пропаганду со своей свитой против коммунизма? Он очень похож, что нарисован в карикатуре в газете «Правда» от 7.IV.1960 и кругом которого ожидают петли, висящие на виселицах. Именно этого просят те люди, тысячи которых погибли в лагерях г[орода] Замость. Оставшись случайно в живых, я требую от их имени, как свидетель и от себя лично, немедленного предания мировому суду бывшего палача Оберлендера, он должен обязательно быть повешен на этих виселицах. Этого требуют погибшие в лагерях в г[ороде] Замость, их дети, жены и родственники, чтобы не пришлось им погибнуть от этого заклятого палача Оберлендера и подобных ему, которые снова готовят в Бонне[1846] на кровопролитие миллионы честных людей мира.

Пробирались мы с Жоркой по Западной Украине глухими местами через села и леса, шли своими ногами. Прибыли мы в Житомирскую область, г[ород] Корыстышев[1847] уже в конце декабря 1941 г[ода]. Нам местные жители посоветовали, что чем дальше на восток, будет нам труднее, потому что фашистские войска могут снова нас поймать и уничтожить. Причем одежда и обувь на