Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

(уже устаревшие) боеголовки из объединившейся Германии и свои еще вполне боеспособные ядерные ракеты из Южной Кореи. Глобальный характер соглашения сверхдержав обеспечивал удобное прикрытие, не позволяя Пхеньяну утверждать, что США приступили к выводу войск из Южной Кореи в ответ на северокорейское давление[1671]. В более общем плане то, что авантюра Буша с Горбачевым по сокращению вооружений сработала, стало хорошей новостью для дела нераспространения ядерного оружия. Действительно, их соглашение о вывозе и уничтожении сотен единиц боевого ядерного оружия также создало основу для договора СНВ-2, который Ельцин и Буш подпишут в январе 1993 г.[1672]

Следуя примеру Буша, 8 ноября 1991 г. Ро официально предложил денуклеаризацию всего полуострова. В случае реализации этой идеи Южная Корея больше не будет обладать или хранить ядерное оружие на своей территории, хотя, подчеркнул он, Сеул в конечном счете останется под защитой ядерного зонтика США. Декларация о денуклеаризации также запретит Сеулу иметь объекты по переработке ядерного топлива или обогащению урана. В этом свете Ро призвал Северную Корею отказаться от любых планов, которые она может вынашивать по разработке и созданию собственной ядерной бомбы[1673].

Северокорейская ядерная программа была и остается запутанной историей[1674]. С 1950-х годов Ким легально приобрел у Советского Союза по крайней мере два небольших ядерных реактора для чисто исследовательских целей, последний из известных нам реакторов такого рода был введен в эксплуатацию в 1987 г. на полигоне в Йонбене примерно в 90 км к северу от Пхеньяна. Эти установки, предназначенные для чисто исследовательских целей, были поставлены под контроль Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). Позднее, в 1985 г., Киму удалось добиться от Горбачева контракта на новый, гораздо более мощный реактор для выработки электроэнергии при условии, что Ким будет соблюдать Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), к которому Пхеньян присоединился в том же году. Тем не менее Ким так и не выполнил условия соглашения о безопасности и инспекциях ДНЯО и отказался сделать это снова в начале сентября 1991 г., после того как он попытался увязать принятие инспекционного режима с выводом американских ракет из Южной Кореи. Но Буша шантажировать было нельзя. Он сказал Ро в июле: «Главное – не связывать присутствие США с незаконными действиями, которые они совершают». К настоящему времени спутниковое наблюдение США выявило ранее неизвестный самостоятельно создаваемый реактор, строящийся на площадке в Йонбене, вместе с другим новым зданием, которое, по-видимому, было заводом по переработке плутония и являлось объектом, необходимым для разработки ядерного оружия. Действительно, к концу 1991 г. поступали постоянные и, по-видимому, «неопровержимые» сообщения западной разведки о том, что Киму оставалось от года до пяти лет до завершения процесса создания атомной бомбы[1675].

Загнанный в угол, 26 декабря 1991 г. Ким категорически отрицал, что его страна обладает ядерным оружием или намеревается его создать. И он вызывающе перечислил новый набор условий, которые должны быть выполнены, прежде чем он разрешит инспектировать объект в Йонбене. Одним из них было его требование, чтобы любые переговоры об инспекциях велись с США, а не с правительством в Сеуле. Но Америка Буша не собиралась вступать в контакт с Северной Кореей. Однажды президент сказал Ро Дэ У: «То, что вы встретились с Горбачевым, никоим образом не означает, что теперь я сяду за стол переговоров с Кимом»[1676].

Расчетливо нейтральный подход администрации Буша к корейскому вопросу – поощрение Севера и Юга к движению в сторону разрядки в надежде, что режим Пхеньяна может рухнуть, как маленькие коммунистические государства в Европе, – не означал, что Белый дом игнорировал проблему распространения ядерного оружия. На самом деле озабоченность Вашингтона усилилась весной 1991 г. после войны в Кувейте, когда вопрос об оружии массового уничтожения Саддама Хусейна (особенно ядерном и химическом) стал предметом интенсивных общественных дебатов.

До сих пор и Ирак, и Северная Корея были «клиентами» Советского государства. И СССР тщательно контролировал свою сферу, долгое время не позволяя нескольким государствам третьего мира развивать ядерный военный потенциал. Китаю удалось выйти из советской тени, став ядерной державой в 1964 г., но в остальном московская альтернатива западному режиму международного контроля успешно ограничивала распространение ядерного оружия. Однако с распадом Советского Союза ситуация начала ухудшаться[1677].

Когда американо-российские отношения в рамках нового мирового порядка 1991–1992 гг. приобрели характер сотрудничества, отношения между Кремлем и северокорейским режимом развалились. Глядя с советской точки зрения, Горбачев был крайне разочарован нежеланием Кима проводить реформы, а Ельцин как лидер России был зол на нежелание Пхеньяна открыться и полностью присоединиться к ДНЯО. И, поскольку оба стремились заполучить кредиты Ро, Кремль был готов бросить поддерживать Северную Корею: пригрозив Киму замораживанием военных контрактов, сокращением поставок топлива и остановкой строительства новой атомной станции, если они продолжат «отказываться немедленно присоединиться к режиму МАГАТЭ»[1678].

Важно отметить, что точно так же, как Россия закрутила гайки в отношении Пхеньяна, то же самое сделал и Китай. Мало того, что ельцинская Россия обратилась к китайцам по поводу предполагаемых «общих интересов», призывая их подтолкнуть Северную Корею к соблюдению ДНЯО в отношении инспекций для «скорейшего достижения стабильности на Корейском полуострове»[1679], Пекин также холодно отреагировал на действия Кима, начав смещать свои собственные экономические интересы в сторону процветающего соперника Севера – Южной Кореи; осенью 1992 г. Китай официально признал правительство Сеула – одного из своих последних врагов времен холодной войны. Появились даже признаки сближения Японии с КНР и Южной Кореей, о которых Пхеньяну следовало беспокоиться. Пекин после Тяньаньмэнь отчаянно нуждался в том, чтобы Япония возобновила поток помощи и инвестиций. Токио продолжал надеяться, что иена «поможет модернизации Китая», а Сеул продвигал свою особую повестку дня по построению «трехсторонних американо-корейско-японских отношений». Тем не менее, уступая только Китаю, Япония являлась крупнейшим торговым партнером Северной Кореи, а также членом G7; поэтому Ким надеялся, что Токио предложит помощь в виде кредитов и продовольствия. Но и японцы играли жестко, поставив помощь в зависимость от соблюдения Северной Кореей ДНЯО, угрожая торговыми санкциями. Окруженный со всех сторон, Ким перешел в наступление, ведя двойную игру с Сеулом, одновременно преследуя цель создания собственной «бомбы»[1680].

Резкое сокращение влияния Москвы в Тихоокеанском регионе стало частью более масштабной геополитической проблемы. В отсутствие советского «полицейского» Америка, ставшая теперь единственной сверхдержавой, оказалась перед перспективой поддержания порядка во всем мире во времена значительно возросшей нестабильности. Вашингтон столкнулся с многочисленными неуправляемыми и неблагополучными развивающимися странами – в Латинской Америке, Африке, на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Угрозы стабильности варьировались от незаконного оборота наркотиков и гражданской войны до военных переворотов и массового голода. Однако на первом месте в списке стояла опасность