Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

class="sup">{1003}. Ведий Поллион поместил полуторафутовых рыб в большой аквариум и кормил их провинившимися рабами{1004}. Угри и змеи считались деликатесами, однако закон запрещал есть соню{1005}. Крылья страусов, языки фламинго, мясо певчих птиц, гусиная печень, — все это были одни из самых любимых кушаний преуспевающих римлян. Апиций, знаменитый эпикуреец времен Тиберия, изобрел pâté de fois gras: свиньи, печень которых служила компонентом этого блюда, откармливались инжиром{1006}[81]. Согласно обычаю, после тяжелого и обильного пира гость мог очистить желудок при помощи рвотного средства. Иные обжоры прибегали к рвотному по нескольку раз в течение одной трапезы, чтобы с новыми силами приступить к утолению своего аппетита; vomunt ut edant, edunt ut vomant, говорил Сенека, «они рвут, чтобы есть, и едят, чтобы рвать»{1007}. Впрочем, подобные фигуры были, пожалуй, исключительно редки, а их обжорство едва ли столь же отвратительно, как хвастливое пьянство делегатов американских партийных съездов. Более милым был обычай одаривать гостей какими-то безделушками, или осыпать их цветами и орошать источаемыми с потолка благовониями, или развлекать их музыкой, пением, чтением стихов или драматическими представлениями. Беседа, непринужденность которой была вызвана вином и стимулировалась присутствием представительниц слабого пола, становилась обычно венцом пиршества.

Не следует думать, будто подобные пиры являлись обыкновенным завершением римского дня или были в Риме более частым явлением, чем столь популярные сегодня банкеты. История, как и журналистика, дает искаженное представление о жизни, ибо она обожает исключительное и сторонится покойной рутины обычного дня и небогатой на происшествия карьеры порядочного человека. Большинство римлян мало чем отличались от нас или наших соседей: они неохотно вставали по утрам, ели слишком много, слишком много работали, слишком мало развлекались, много любили, изредка ненавидели, иногда бранились, были не дураки поболтать, видели сны наяву и спали по ночам.

VI. РИМСКИЕ ПРАЗДНИКИ

1. Сцена

Рим почитал множество богов и доил множество провинций, а потому и праздников в нем было много — когда-то они отличались религиозной пышностью и торжественностью, теперь были наполнены светскими радостями и развлечениями. Летом многие бедняки бежали от влажной жары в пригородные таверны и рощи, пили и ели, танцевали и занимались любовью на открытом воздухе. Те, кто мог себе это позволить, отправлялись на курорты, которые протянулись вдоль западного побережья, или гордо щеголяли рядом с богачами на берегу Байского залива. Зимой каждый сколько-нибудь амбициозный римлянин считал своим долгом поехать на юг, при возможности в окрестности Регия или Тарента, и вернуться оттуда порядком подзагоревшим — подтвердив тем самым свою принадлежность к преуспевающему классу. Но и те, кто оставался в Риме, могли наслаждаться обилием и дешевизной увеселений. Чтения стихов, лекции, концерты, мимы, пьесы, атлетические соревнования, поединки профессиональных бойцов, скачки, бега, смертельные схватки человека с человеком или с животными, потешные, но кровавые морские сражения на искусственных озерах — никогда городская жизнь не кипела таким обилием развлечений.

В эпоху ранней Империи римский год включал в себя семьдесят шесть праздничных дней, во время которых устраивались ludi. Пятьдесят пять из них представляли собой ludi scenici и были посвящены постановке пьес и мимов; двадцать два дня отводились для цирковых игр, представлений на стадионе или в амфитеатре. Количество ludi неуклонно росло, и в 354 году их количество достигло ста семидесяти пяти дней в году{1008}. Это отнюдь не было свидетельством роста римской драмы; напротив, в эпоху расцвета театра драма неостановимо приходила в упадок. Оригинальные драмы создавались теперь скорее для чтения, чем для сцены; театр довольствовался старыми римскими и греческими трагедиями, древними римскими комедиями и мимами. На сцене доминировали звезды, сколачивавшие грандиозные состояния. Трагический актер Эзоп, не изменяя своей расточительности на протяжении всей жизни, оставил после смерти 20 000 000 сестерциев. Комический актер Росций зарабатывал по 500 000 сестерциев в год и настолько разбогател, что в течение нескольких сезонов играл бесплатно, — презрение к деньгам превратило этого бывшего раба в великосветского льва. Игры в цирке и амфитеатре поглощали внимание и притупляли вкус зрителей, и римская драма умерла на арене, став еще одной жертвой римского празднества.

Так как в ущерб сюжету и мысли все большее внимание уделялось игре актеров и декорациям, драма постепенно уступала место на сцене мимам и пантомимам. Мим состоял из коротких диалогов, выбирал свои темы из повседневной жизни низших классов и делал основной упор на изображение характерных персонажей, представляемых на сцене искусно имитирующими своих героев актерами. Свобода слова, исчезнувшая в народных собраниях и на Форуме, какое-то время сохранялась в этих коротких фарсах, цбо мим мог рискнуть жизнью ради аплодисментов и задеть двусмысленностью своих слов императора или его фаворитов. Калигула приказал сжечь живьем актера прямо в амфитеатре за подобный намек{1009}. В день погребения прижимистого Веспасиана некий мим изобразил сцену похорон. Во время похоронной процессии покойник внезапно восстал и спросил, какую сумму заплатило государство за погребение. «Десять миллионов сестерциев», — ответили ему. «Дайте мне сто тысяч, — молвил труп императора, — и бросьте меня в Тибр»{1010}. Только в мимах могли выходить на сцену актрисы; поскольку они автоматически попадали в разряд проституток, им было нечего терять, и они вели себя в высшей мере раскованно. В особых случаях, как во время Флоралий, публика призывала этих исполнительниц сбросить с себя все одежды{1011}. Подобные представления посещали как мужчины, так и женщины. Цицерон встречался там даже с незамужними девушками.

Полностью избавившись от слов и ограничив себя сюжетами, взятыми из классической литературы, из мима развилась пантомима («всеподражание»). Отказавшись от языкового выражения, пантомима смогла расширить круг своих зрителей; многоязыкое население Рима, значительная часть которого понимала только простейшую разговорную латынь, легче поспевало за сценическим действием, когда оно не было обременено словами. В 21 г. до н. э. два актера, Пилад из Киликии и Батилл из Александрии, появились в Риме, познакомив город с пантомимой, которая была в то время довольно популярна на эллинистическом Востоке. Они исполняли одноактные пьесы, которые состояли только из музыки, действия, жестикуляции и танца. Устав от драм, написанных старинным и торжественным стихом, Рим радостно приветствовал новое искусство, с трепетом взирая на грациозность и искусность актеров, наслаждаясь великолепием их костюмов, величественностью или ироничностью их масок, совершенством их фигур, достигнутым с помощью физических упражнений и диеты, восточной выразительностью их рук, стремительным и ловким перевоплощением в различные персонажи, чувственным исполнением эротических сцен. Зрительные залы разделились на фанатичные клики и клаки, поддерживавшие соперничавших