Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов

Бес убегает, протягивая вперед руки и оборачиваясь через плечо – Николай Мирликийский изгоняет его из одержимого (пятое клеймо). Кисть святого сложена в крестном знамении. В иконографии этот жест означает не только благословление, но и приказ, наставление или запрет. В данном случае демону сказано уйти прочь.

Святитель Николай Мирликийский, с клеймами жития, середина XVI в.

Музей русской иконы им. Михаила Абрамова, Инв. № 400.

Аввакум часто рассказывал об исцелении бесноватых. И все время подчеркивал, что главное оружие в борьбе с демоном – смирение, молитва, слезы и упование на Бога. Любое недовольство, раздражение или роптание лишают экзорциста силы.

Некоторое время Аввакум вел борьбу с демоном, вселившимся в человека по имени Филипп. Сперва бес подчинялся и оставлял свою жертву в покое, но потом чаша весов качнулась в его сторону. Протопоп как-то вернулся домой после жарких споров о вере и увидел, что дьявол «ссорил ни за што» его жену со вдовой Фетиньей. Вразумить обеих он решил простым способом: «…бил обеих и оскорбил гораздо, от печали; согрешил перед Богом и перед ними». Демон немедленно возбудился, и Филипп начал бесноваться. Аввакум хотел снова укротить духа, «но не бысть по-прежнему» – одержимый схватил протопопа, бил и «яко паучину терзал», приговаривая «попал ты мне в руки». Побитый священник догадался, в чем дело, позвал обиженных женщин, со слезами просил у них прощения, а потом заставил «всякому человеку» высечь себя. Бес увидел «неминучую» и сбежал, покинув Филиппа. В другой раз, когда излечить одержимого не удалось, Аввакум упал на лавку и долго рыдал – после этого святая вода начала отгонять сатану. Никаких физических средств такой экзорцизм не предполагал: «…бес-от веть не мужик, батога не боится»[144].

Епифаний, духовный отец Аввакума, писал о совсем других бесах и совсем другом экзорцизме. Он боролся не с имматериальными духами, а с почти телесными тварями, пачкая руки в их «мясище». И даже не пытался смиряться.

Когда монах встречал демонов, его охватывали или отчаяние, или гнев. Бесы являлись ему в «тонком сне» – то есть в видении, – но борьба напоминала драку с разбойниками. Однажды в келью вошли два беса: один нагой, а другой в кафтане. Они взяли доску, на которой Епифаний спал, и начали раскачивать его, как младенца. Старец рассвирепел и перешел в атаку: «Аз же, осердяся на них, востал со одра моего скоро и взем беса нагово поперек посред его (он же перегнулъся, яко мясище некое бесовское) и начах его бити о лавку, о коничек». Пока Епифаний был занят первым духом, избивая его об угол лавки, второй, одетый, стоял, как в кошмарном сне, прилипнув к полу. Бес старался уйти, но не мог оторвать ноги от земли. Все это продолжалось долго – очнувшись после побоев, грозный старец «зело устал, биюще беса». А руки его оказались мокры «от мясища бесовскаго».

На этом сражения не закончились. В другую ночь к Епифанию ворвался лютый бес, «злой разбойник». Он схватил монаха, сложил его пополам и сжал так, что невозможно стало «ни дышать, ни пищать, только смерть». Едва собрав последние силы, Епифаний призвал на помощь святого Николу, и бес пропал. Вместо того, чтобы поблагодарить Бога и Николая, пострадавший решил укорять Богородицу: «Почто мя презираеши и не брежеши мене, беднаго и грешнаго, я веть на Христа-света и на тебя, света, надеяся, мир оставил?» Аввакум в своем житии тоже вспоминал, как роптал в бедах – но он считал, что это грех, и Бог наказывал его за это. У Епифания все вышло по-другому: вместо наказания он получил награду. Сама Богородица явилась к нему в келью и принесла ему обидчика, наглого «разбойника». Она мучила беса в своих руках, от чего Епифаний пришел в восторг: «Аз же зрю на Богородицу и дивлюся, а сердце мое великия радости наполнено, что Богородица злодея моего мучит». Дальше произошло что-то совсем необычное: «И даде ми Богородица беса уже мертваго в мои руки. Аз же взем у Богородицы из рук беса мерътваго и начах его мучити в руках моих». Однако бес оказался не вполне мертв: Епифаний выбросил его в окно, тот встал, «яко пьян», на ноги и ушел в безлюдные места.

Следующая битва с демонами принесла Епифанию убедительную победу. Зашедший в сени бес сам был не рад, что забрел туда: старец вышел к нему и хотел «оградить» крестом. Тот попытался убежать, но Епифаний погнался за ним и, по тем же правилам борьбы, схватил поперек, согнул вдвое и начал бить о сенную стену, пока не устал. В отместку бес попытался спалить всю келью, но Богородица снова помогла и спасла жилище инока-демоноборца[145].

Два жития, созданные в одной земляной тюрьме, показывают те полюса, между которыми существовала христианская демонология в Средние века. Рассказы Аввакума соответствуют «высокой» церковно-учительной традиции. Истории Епифания близки к массе других текстов – менее «спиритуалистических». Можно только гадать, насколько понимали это авторы и спорили ли о том, боится бес батога или нет.

Все средневековые практики экзорцизма были тесно связаны с представлениями о физических способностях демонов. Русские авторы не писали об этом трактатов – в отличие от своих европейских коллег, которые в Новое время рассуждали об инкубах и суккубах, о возможности дьявола переносить мужское семя, вкладывать его в лоно женщин и так далее[146]. Сведения о демонских «телах» и физических проявлениях приходится собирать по крупицам. Но то, что находится, весьма любопытно.

Нифонт Констанцский схватил демона с рыбьей мордой и плавниками и замахивается на него бичом. Другие бесы лежат на земле или убегают прочь. Вверху ангел помогает Нифонту прогонять нечисть. У каждого беса в руках длинный железный крюк, но пользы они не приносят, бесы сами унижены и избиты.

Преподобный Нифонт, с житием, конец XVII – начало XVIII в.

Пермская художественная галерея, Инв. № РК-796, И-203.

«Мясище бесовское»: плоть демона

Небесные ангелы, как и демоны, павшие с Люцифером, бесплотны. Это общая христианская мысль. Но понимали ее по-разному. Чаще всего речь шла об особой, «тонкой» телесности духов: она не материальна, как у людей, но ограничивает их в пространстве. Богословы (Макарий Великий, Василий Великий, Августин, Кассиан Римлянин, Иоанн Дамаскин) описывали незримые тела ангелов как эфирные, световые, огненные, подобные ветру или просто «духовные». «Шестоднев» Иоанна экзарха Болгарского утверждал: «Ангелы же что есть, не дух ли, не огонь ли»[147]. А Житие Андрея Юродивого упоминало «бестелесные телеса» ангелов.