История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

В этой ситуации инициатива перешла к Мухаммеду-Шейбани, который в 1500 году захватил сначала Бухару, а затем и Самарканд. Последний город был ему добровольно передан Султаном Али Мирзой. Этот Тимурид судя по всему, истощил свои силы в борьбе с Бабуром, с одной стороны, и собственными мятежными эмирами — с другой. Однако Мухаммед-Шейбани казнил Султана Али Мирзу, чем вызвал временную консолидацию сил среднеазиатских Тимуридов. Они в очередной раз попросили помощи у моголов. При их поддержке Бабур занял Самарканд, однако в решающей битве в местности Cap-и Пул в 1501 году объединённые силы Тимуридов и моголов потерпели поражение от войск Мухаммеда-Шейбани, который затем после недолгой осады снова занял Самарканд[762]. После поражения Бабур направился в Ташкент к могольскому хану Султан Махмуду. Отсюда он вернулся в своё родовое владение Фергану. Вместе с ним прибыли основные силы моголов во главе с Султан Махмуд-ханом и его братом Султан Ахмад-ханом.

Характерно, что последний из них ради этого похода покинул Восточный Туркестан, где до этого с переменным успехом вёл борьбу против представителя племени дуглат Абу-Бакра. Вместо себя он оставил в оазисах Малыше и Турфане своего сына Мансур-хана. Вполне вероятно, что основной причиной похода объединённых сил моголов во главе с двумя старшими ханами в Среднюю Азию стало их намерение воспользоваться ситуацией, сложившейся после захвата Мухаммедом-Шейбани Самарканда и разгрома местных Тимуридов. Для этого им и потребовались все наличные силы. Соответственно с этим, скорее всего, и было связано появление Султан Ахмад-хана, который прибыл из Восточного Туркестана на помощь брату. Борьба за тимуридское наследство в Средней Азии вступала в завершающую стадию.

Планы моголов обосноваться в Средней Азии наглядно демонстрирует их отношение к союзнику Бабуру. В своей работе последний прямо указывает, что после завоевания части Ферганы Султан Махмуд-хан передал своему брату собственные владения Бабура, объяснив это тем, что «враг, подобный Шейбани-хану, захватил такой город, как Самарканд, и могущество его всё растёт. Ради этого дела Младшего хана привели бог весть откуда. Здесь у него земли нет, те его владения далеко. Следует отдать Младшему хану области к югу от реки Ходжента, начиная с Андиджана, чтобы он там водворился»[763]. Очевидно, что предоставление земли в первую очередь было связано с необходимостью обеспечения тех могольских войск, которые пришли вместе с Султан Ахмадом.

Это очень характерное свидетельство, что в данном походе моголы искали не только военную добычу, но и подконтрольные им земли с податным населением. Аналогичный интерес к богатой Средней Азии был и у Мухаммеда-Шейбани и лояльных ему людей из бывших «тысяч» левого крыла улуса Джучи, которых здесь называли узбеками. Фактически моголы Султан Махмуд-хана и узбеки Мухаммеда-Шейбани стремились вытеснить из данного региона представителей военного сословия тимуридских государств (чагатаев) и занять их место. Именно с этим обстоятельством была связана такая ожесточённость и длительность борьбы в Средней Азии в конце XV — начале XVI вв. Речь шла о том, кто займёт в Средней Азии такую выгодную позицию, как военное сословие.

В Средней Азии и Иране военное сословие состояло из племён, которые происходили из бывших «тысяч» монгольской армии. Их высокий общественный статус определялся в первую очередь выполняемыми ими военными функциями. Оплата за службу поступала воинам через посредничество элиты племён, которая получала те или иные территории в ту или иную форму кормления. Это мог быть институт икта, когда территория с податным населением или государственная функция, например, сбор таможенных пошлин с определённой территории. Они передавались в пользование тому или иному эмиру в обмен на военную службу. Речь могла также идти и о более позднем монгольском институте суюргал. В этом случае территория предоставлялась в пользование той или иной военной единице, представленной племенем. Суюргал был своего рода развитием института икта, потому что он был более приспособлен к монгольской системе организации.

Племя являлось основной единицей системы организации армии. Постмонгольские правители старались всемерно сохранять эту роль племени. При этом в конкретных условиях Средней Азии и Ирана племена сохраняли свою организационную структуру и целостность. Этому способствовало чересполосное местоположение оседлых оазисов и степных участков, где кочевые племена, собственно, и располагались. Это консервировало значение племени как военной единицы в жизни постмонгольских государств.

При этом поддержание структурной целостности племени было важной частью сохранения монгольской традиции. Поэтому для элиты чагатаев и моголов было важно использовать название своего племени в личных именах. Таких примеров много в работе Бабура и в «Истории» Мухаммеда Хайдара Дулати. Кроме того, выше указывалось, что наличие социального института «казакования» также было направлено на поддержание военной функции представителей военного сословия.

Весьма характерно в этой связи свидетельство Дулати о том, что «все жители Кашгара и Хотана делятся на четыре группы. Первую называют туман, что означает «подданные — райаты», они принадлежат хану и ежегодно платят ему налог. Другая называется каучин, что означает «войска», которым целиком управляли мои предки. Следующая — аймаки, каждый из которых получал доход в виде зерна, материи и других вещей (мои предки тоже принадлежали к этой группе). Четвёртая группа — обладатели шариатских должностей и распорядители благотворительными местами, вакфами, большинство из которых были учреждены моими предками»[764]. Так как три указанные здесь группы: каучины, аймаки и представители мусульманского духовенства принадлежали к привилегированным сословиям, то в структуре могольского общества в Восточном Туркестане податную часть населения называли райаты. В социальном плане они отличались от тех, кого называли моголами, и из кого формировалось военное сословие «каучинов».

Судя по всему, современники хорошо понимали разницу между ними. Так, при описании событий 1504 года, когда дуглат Абу-Бакр захватил город Аксу у хана Мансура, Мирза Хайдар Дулати писал, что победители «людей из Аксу — моголов и раийатов — всех они переселили и отправили в Кашгар»[765]. Аналогичная структура, похоже, существовала также и в государствах Тимуридов. Везде, где было податное оседлое население, организованные по племенам моголы, чагатаи, ещё раньше иранские сулдузы, джалаиры, а впоследствии среднеазиатские узбеки, составляли привилегированное военное сословие. Они доминировали над райатами, выполняя военные функции и получая за это оплату через своих командиров.

Собственно райаты могли быть тюрко- и ираноязычны. Главное, что их отличало от военного сословия, это необходимость платить налоги. Например, ранее при сельджуках «в XI–XII в. существовала традиция, которая исходила из того, что уплата подданными (раийат) налогов и податей вытекает из охранной роли государства»[766]. Заметим, что обязанность платить налоги распространялась и на некоторые кочевые племена, в первую