Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко

экономические причины: то был способ, свободно удовлетворяя похоть, не размножать наследников. Сам рациональный характер греховной практики, возможно, способствовал моде на нее в высоких кругах, что делало уместным обращение к великому князю, который не должен был закрывать глаза на преступления, но подвергать опале уличенных: явно, что в массе простого народа бороться с перверсиями частной жизни князь технически не имел возможности.

Период зарождения барокко как особого типа рациональной культуры, XVI век, на Руси вовсе не проходил незамеченным, а во многом был веком интеллектуальной моды. Некоторые сочинения прославляли жестоких, но справедливых правителей, и в иронически-репрессивной манере Ивана Грозного видны следы не столько «русского варварства», сколько этих поветрий раннего, еще нетвердо стоящего на ногах, просвещенного абсолютизма. Наблюдения звездного неба вкупе с ренессансной магией и алхимией, – при неуклонном восходе медицины и особенно фармакологии, – создавали благодаря репутации владевших всеми этими знаниями универсалов (каким был и Николай Булев) кредит доверия к астрологическим предсказаниям судьбы. Нравственная санкция на разного рода удовольствия, выходящие за рамки целевой причины и христианских канонов, помимо грубости нравов давалась изверившимся, уклончиво-скептическим разумом, который научился в условиях, когда церковь и общество были одним и тем же, выражать свои сомнения эзоповым языком. Так, то ли почтителен, то ли уклончиво-насмешлив под видом почтительности, ответ ученого боярина Федора Карпова на какое-то письмо Филофея [36]. Возможно, со стороны старца это было краткое, в его энергичной манере, послание против астрологии, написанное по просьбе боярина или кого-то из его друзей в связи с развернувшейся по этой теме дискуссией [37]. Карпов хвалит инока за «гомеров слог» и «риторский разум», ничего не отвечает по существу и просит писать еще, ставя это условием более пространного письма со своей стороны. Ответ старца на такую двусмысленную похвалу неизвестен.

Признаком возрастающего давления рационализма был и карантин, впервые на Руси введенный в Пскове во время чумы 1521 года. По летописным свидетельствам, улица, где явилось поветрие, была изолирована; через год, когда чума вновь показалась во Пскове, новгородцы пригрозили сжечь заживо псковских купцов, не выехавших из Новгорода в течение дня. Еще одно послание Филофея к дьяку Мунехину написано как раз по поводу этих событий [38]. Сожжения людей в нем не упомянуты (да вряд ли они и случились), но названы обычные, знакомые нам карантинные меры: «пути заграждаете, домы печатлеете, попом претите к болящему приходити, мертвых телеса далече из града измещете». Пренебрежение к душам и телам умирающих особенно возмущает старца: «а весте ли, яко за едину душу человеческую не возмет Бог всего мира богатство?» В другом списке послания прибавлено: «и како гнушаемся, яко безсловесных скот, человеческих душ и телес?» В попытках спастись от чумы при помощи бесчеловечного, игнорирующего потребности христианской души карантина Филофей видит противление «прещению Божию», что приходит за грехи людей и должно переноситься в покаянии. В пример правителям ставится библейский царь Давид, который за попытку переписать народ Божий был наказан мором и претерпел это со смирением.

Отметим, что церковь, которая подвергалась наиболее непосредственному риску в случае эпидемии, причащая умирающих, погребая умерших и затем помогая нуждающимся, в лице Филофея не боится этой перспективы и не призывает власти к предупреждению своих возможных издержек. В этом проявляется серьезность и цельность воззрений инока, который прям перед Богом и потому «прямит» властям предержащим. Что же ожидает христианское царство, когда оно отступает от христианских заветов? Поскольку Филофей считает Русь последним таким царством, получается, ее судьба – оставаться им до конца. По этой логике, за отступлениями должны следовать исправляющие наказания. Русь не сможет быть ничем иным, кроме того, чем она уже стала, но быть этим она сможет в лучшем или в худшем виде. То же касается ее руководства, которое на своем посту может заслужить как спасение, так и погибель. «Да аще добро устроиши свое царство, будеши сын света и гражанин вышняго Иерусалима, якоже выше писах ти и ныне глаголю: блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти».

Глава 2

Рим и Иерусалим

Москва невестится

Оказала ли проповедь Филофея о Третьем Риме «влияние» на мысль его современников и ближайших потомков? Ставлю это слово в кавычки, потому что вопрос не в личном влиянии старца, ведь он мог написать о том, что и так уже передавалось из уст в уста. Вопрос в том, сохранилась ли после него та идея, логику которой он раскрыл в своих посланиях. Филофей не первым заговорил о Руси как новом Риме, а если бы его послания даже затерялись в архивах (впрочем, как мы увидим, их читали), с ними не закрылась бы тема, потому что, как я уже отмечал, она объективно и независимо от желания русских людей назрела сама собой. Из всех возможных целей государственного строительства политическое главенство в православном мире было тем, что создавалось для России самой действительностью и не требовало никаких искусственных конструктов. Присвоение имени Рима, несколько странно и чуждо звучащее в наше время, было полностью оправдано как выбор емкого символа из актуальной исторической памяти. То же самое касается восприятия Москвы как нового Иерусалима. Их иногда противопоставляют друг другу, Иерусалим и Рим, на основании противопоставления Царства Божия и царства кесаря в Новом Завете. Но делающие так совершают подмену тезиса: тот Рим, о котором у нас идет речь, давно был христианским, церковным Римом, а потому он же был и Иерусалим.

В Библии города и страны часто подвергаются олицетворению. Господь обращается к ним на «ты». «Где они? где твои мудрецы? пусть они теперь скажут тебе; пусть узнают, что Господь Саваоф определил о Египте» (Исаия 19:12). «Восстань, светись, Иерусалим, ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою. Ибо вот, тьма покроет землю, и мрак – народы; а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою. И придут народы к свету твоему, и цари – к восходящему над тобою сиянию. Возведи очи твои и посмотри вокруг: все они собираются, идут к тебе; сыновья твои издалека идут и дочерей твоих на руках несут» (Исаия 60:1–4). Олицетворение связано с тем, что народ (город, страна) представляет собой не только механическое собрание индивидов, но и органическое целое, подобно бытию в Адаме, «в котором все согрешили» (Римлянам 5:12), или в Аврааме, находясь «в чреслах» которого его