Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

различные мнения ведущих раввинов о тексте Мишны, описывая обстоятельства, которые могут потребовать изменения закона, и добавляя иллюстративный материал. Мишна — это в основном галаха, закон; Гемары — это частично галаха — изложение или обсуждение закона — и частично хаггада («рассказ»). Хаггада небрежно определяется как все то, что в Талмуде не является галахой. По большей части агада включает в себя наглядные анекдоты или примеры, фрагменты биографии, истории, медицины, астрономии, астрологии, магии и теософии, а также призывы к добродетели и послушанию Закону. Часто агада облегчала мысли учеников после сложных и утомительных дебатов. Итак, читаем,

Рав Ами и рав Аси беседовали с рабби Исааком Напча, и один из них сказал ему: «Расскажи нам, господин, какую-нибудь красивую легенду»; а другой сказал: «Лучше объясни нам какой-нибудь красивый пункт закона». Когда он начал рассказывать легенду, один остался недоволен, а когда начал объяснять закон, то оскорбил другого. Тогда он взял на вооружение эту притчу: «Я подобен человеку, у которого две жены: одна молодая, а другая старая. Молодая вырвала у него все седые волосы, чтобы он выглядел молодым; старая жена вырвала у него все черные волосы, чтобы он выглядел старым, и так между ними он стал лысым. Так будет и со мною между вами».13

III. ЗАКОН

Если сейчас, с оскорбительной краткостью и экуменическим невежеством, мы попытаемся набросать некоторые этапы этого огромного Талмуда, вошедшего в каждую щель средневековой еврейской жизни, то признаемся, что мы лишь царапаем гору, и что наш внешний подход обрекает нас на ошибку.

1. Теология

Прежде всего, говорили раввины, необходимо изучать Закон, письменный и устный. «Изучение Торы важнее, чем восстановление Храма».14 «Каждый день, когда человек занимается изучением Закона, он должен говорить себе: «Как будто в этот день я получил его с Синая»».15 Никакая другая учеба не нужна; греческую философию, светскую науку, можно изучать только «в тот час, который не день и не ночь».16 Каждое слово еврейских Писаний — это буквально слово Божье; даже Песнь Песней — это гимн, вдохновленный Богом, чтобы аллегорически изобразить союз Яхве с Израилем как Его избранной невестой.*17 Поскольку без Закона был бы моральный хаос, Закон должен был существовать еще до сотворения мира, «в лоне или разуме Божьем»; † только его передача Моисею была событием во времени. Талмуд, в той мере, в какой он является галахой, также является вечным словом Бога; он представляет собой формулировку законов, устно переданных Моисею Богом, а Моисеем — его преемникам; и его постановления имеют такую же обязательную силу, как и все, что содержится в Писании.‡ Некоторые раввины ставили Мишну выше Писания по авторитету, поскольку она являлась более поздней и переработанной формой Закона.18 Некоторые раввинские постановления откровенно отменяли законы Пятикнижия или толковали их как безвредные.19 В Средние века (476-1492 гг.) евреи Германии и Франции изучали Талмуд гораздо больше, чем Писание.

Талмуд, как и Библия, считает само собой разумеющимся существование разумного и всемогущего Бога. Среди евреев иногда встречались скептики, например, ученый Элиша бен Абуйя, с которым дружил благочестивый рабби Меир, но они составляли ничтожное и едва заметное меньшинство. Бог Талмуда откровенно антропоморфен: Он любит и ненавидит, гневается,20 смеется,21плачет,22 испытывает угрызения совести,23 носит филактерии,24 восседает на троне, окруженном служительской иерархией херувимов и серафимов, и изучает Тору три раза в день.25 Раввины признавали, что эти человеческие атрибуты несколько гипотетичны; «мы заимствуем термины у Его творений, чтобы применить их к Нему, — говорили они, — для облегчения понимания»;26 Не их вина, что простолюдины могли мыслить только картинками. Они также представляли Бога как душу вселенной, невидимую, всепроникающую, животворящую, одновременно трансцендентную и имманентную, находящуюся над миром и в то же время присутствующую в каждом его уголке и фрагменте. Это универсальное божественное присутствие, Шекина (обитание), особенно реально в священных местах, людях и вещах, а также в моменты изучения или молитвы. Тем не менее этот вездесущий Бог един. Из всех идей наиболее неприятна для иудаизма идея множественности богов. Единство Бога страстно повторяется в противовес многобожию язычников и явному тритеизму христианской Троицы; оно провозглашается в самой известной и универсальной из еврейских молитв, Шма Йисраэль: «Слушай, Израиль, Господь — Бог наш, Господь един» (Шма Йисраэль адонои элохену, адонои эхад).27 Ни мессия, ни пророк, ни святой не должны занимать место рядом с Ним в Его храме или на поклонении. Раввины запрещали произносить Его имя, за исключением редких случаев, надеясь удержать от сквернословия и магии; чтобы избежать священного тетраграмматона JHVH, они использовали слово Adonai, Господь, и даже для этого рекомендовали такие замены, как «Святой», «Милосердный», «Небеса» и «Отец наш, сущий на небесах». Бог может творить и творит чудеса, особенно через великих раввинов; но эти чудеса не должны рассматриваться как нарушение законов природы; нет законов, кроме воли Бога.

Все сотворенное имеет божественную и благотворную цель. «Бог создал улитку как лекарство от струпьев, муху — как лекарство от жала осы, мошку — как лекарство от укуса змеи, а змею — как лекарство от язвы».28 Между Богом и человеком существует непрерывная связь; каждый шаг человека совершается под неотступным взором Бога; каждый поступок или мысль человека в течение дня чтит или позорит Божественное присутствие. Все люди происходят от Адама; тем не менее, «человек был создан с хвостом, как животное»;29 и «до рода Еноха лица людей были похожи на лица обезьян».30 Человек состоит из тела и души; душа его от Бога, тело — от земли. Душа побуждает его к добродетели, тело — к греху. А может быть, его злые побуждения исходят от сатаны и того множества злобных духов, которые таятся повсюду.31 Однако каждое зло в конечном счете может быть добром; без своих земных желаний человек не мог бы ни трудиться, ни размножаться; «Давайте, — говорится в одном веселом отрывке, — припишем заслуги нашим предкам, ведь если бы они не согрешили, мы бы не появились на свет».32

Грех естественен, но его вина не передается по наследству. Раввины принимали учение о грехопадении человека, но не о первородном грехе или божественном искуплении. Человек страдает только за свои собственные грехи. Если он страдает на земле больше, чем кажется, что его грехи оправданы, это может быть