Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии - Дмитрий Константинович Зеленин

Смирновым. Последний пишет[206]: «Вотяцкие кутыси – духи умерших не своей смертью, не получающие обычного пропитания: духи утопленников, убитых, подкидышей, духи погубленных незаконнорожденных младенцев и т. д. Озлобленные, голодные, они напускают на тех, кто имел несчастие с ними столкнуться, болезни и вынуждают дать жертву, которой никто не приносит им добровольно, точь-в-точь как черемисские вадыши; в народном сознании эти духи превращения из духов умерших в духов стихийных».

«Кутысь – в буквальном переводе: хвататель, ловец. Наружность бога и другие его личные свойства неопределенны; живет чаще всего на ключах и при истоках рек и ручейков, но иногда и просто в оврагах, в которых летом воды не бывает. Людей и скот, на которых он прогневался, он наказывает, во-первых, сильным ужасом, причина которого необъяснима, а во-вторых, разными наружными болезнями, преимущественно коростой, рожей. Кроме беспричинного страха, кутысь наводит иногда страх дикими голосами или являясь в страшных видах. Вообще в тех местах, где есть кутысь, непременно чудится, мнится. На 13-й версте от гор. Глазова по Пермскому тракту, близ дер. Смутницы, с задворкой в этой деревне, на огородах есть ключ, на котором до сих пор живет кутысь. В вершине оврага, по которому побежал ручеек из этого ключа, место болотистое и покрыто не очень высокою зарослью. Здесь кутысь стережет какой-то клад, и в жаркие летние дни люди, а чаще лошади, подходя близко к вершине ключа, бывают пойманы, т. е. претерпевают известное болезненное впечатление, а именно: как человеку, так и лошади становится трудно дышать, силы быстро падают, живой втягивается внутрь, начинается лихорадочная дрожь, и затем является общее недомогание всего тела, которое продолжается несколько дней и может привести животное или человека к смерти, если не принести на ключе умилостивительной жертвы кутысю. Лет 15 или 20 тому назад, в летнюю пору, рабочие строили на тракте мост через этот ручеек (назыв. Язинец) и остались в первую ночь ночевать на месте работы. Вдруг около полуночи они услышали дикий рев, моментально их пробудивший, и увидели в вершине ручья какое-то громадное существо, не то человека, не то зверя, двигавшегося к ним. Они так испугались, что, оставив на месте свои мешки и одежду, прибежали в деревню. Этому именно кутысю приносят в жертву небольшие хлебы или пироги с яйцами, а иногда медную мелкую монетку; тогда как в других местах приносятся в жертву кутысю сырая ячная крупа, завязанная в тряпочку, яйца, блины, иногда живая курица со связанными ногами»[207].

У мултанских вотяков Малмыжского уезда отмечено еще следующее предание. В ночь на Великий четверг у них некогда была битва с черемисами; в этой битве погибло много черемисов. Души убитых приходят ежегодно в эту ночь к жилищам вотяков, с целью отмстить своим врагам и всячески повредить им. Вотяки спасаются от этих злобных загробных гостей тем, что украшают свои жилища ветвями колючего можжевельника и окуриваются дымом того же растения. Если снять с белой лошади хомут и смотреть в эту ночь через него, то увидишь, как души умерших черемисов со страхом отбегают от вотяцких жилищ[208]. Обычай украшать свои жилища в Великий четверг можжевельником как оберегом от нечистой силы существует у многих народов (у пермяков, зырян, бесермян и др.) и, конечно, не объясняется преданием о битве с черемисами; но мултанское толкование его очень любопытно в том отношении, что показывает нам, какой именно нечистой силы боятся в этот день вотяки.

«Если покойник не будет ответ, то не гниет в земле и дух его блуждает по земле, не находя покоя. По временам дух его входит в тело и горюет там».

§ 14. У соседних и родственных с вотяками бесермян представление о кутысях (бесермянское кутэсь) сохранилось в лучшем виде. Мне многие бесермяне прямо говорили, что кутэси – это те, кто умер неестественною смертью, или же у кого нет родных, так что некому поминать. Такой кутэсь «хватает» проходящего мимо: за какую часть тела хватит, на той внезапно появится опух, чирей и т. п. Бесермяне уже по опыту знают, где живут или хватают кутэси, и опасаются ходить в том месте, пить тут воду (если, как это часто случается, тут есть вода) и т. д. Кутэсям приписывают только внезапно появляющиеся боли; другие же болезни приписывают иным представителям нечистой силы, а также и своим предкам; например, болезнь грудей у кормящей ребенка женщины приписывается всегда покойным предкам. Заболевший от кутэся приносит этому последнему жертву, так наз. куяськон. Жертвою служит яйцо, немного завернутой в тряпку крупы, лоскут ткани, кукла и т. п.; перед тем как нести куяськон, жертвенною вещью прикасаются к больному месту. Жертву приносят с предосторожностью: боятся близко подойти к кутэсю, как бы он не «схватил» еще сильнее; поэтому-то жертву бросают (куяськон и означает собственно «бросание»), стараясь поскорее удрать. Кроме того, идущий с куяськоном не должен ни с кем говорить, и если его кто-нибудь спросит о чем-либо на дороге, так он ничего не отвечает. Бросающий жертву говорит: «Кто-то поймал (кутэм), ему бросаем это (называет жертвенную вещь): пусть ест-пьет, пусть отпустит (лезёс)»; или: «Вот поймал, не знаю кто; не знаю – с именем или без имени, полюбил и поймал; пусть он ест эту пищу, пусть даст хорошо уснуть». (В редких случаях, будто бы, жертва заменяется испражненьем больного на том месте, где его «поймала» болезнь, причем больной произносит: «Вот тебе бросаю».)[209] При детских болезнях бесермяне Малой Юнды бросают куяськон (большею частью тряпочку) около моста через речку Юнду и в формуле обращаются к «безымянным младенцам». Сообщавший мне об этом бесермянин[210] Урасинов сделал весьма правдоподобное предположение, что на этом месте некогда хоронили младенцев-выкидышей.

Имена и история некоторых бесермянских кутэсей еще известны (их, правда, и называют всегда по именам, а не кутэсями). В Юнде при опухах бросают яйца или крупу на мельничную плотину, говоря: «Вот, Орина, это тебе бросаем; ешь-пей, вперед не хватай». На этом месте упала некогда с рябины мельничиха Орина и зашиблась до смерти. При некоторых болезнях бросают куяськон «Пуко́нам» и «Липанам»; по смутному преданью, это были семьи неизвестной народности, жившие тут до прихода бесермян и потом прогнанные (вероятно, убитые) новыми насельниками[211].

§ 15. Черемисское воззрение на заложных покойников выяснено С. К. Кузнецовым. «Существует известное соотношение между характером черемисина при жизни и его требовательностью по смерти: кроткий черемисин довольствуется по смерти обычными поминками, а неуживчивый, коштан, тем более колдун, требует учащенных приношений. Подобный колдун или какой-нибудь конокрад, отправившийся на тот свет под смертельными ударами мстительных единоплеменников, или, наконец, просто – беглый, подвергшийся такой же