Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Конунги в окружении крещеных дружинников — это уже паства, которой требуются священники. У конунгов-викингов они становятся обязательными членами дружины, какими были и королевские певцы-скальды, также выполнявшие важные идейные функции. Адам Бременский называет поименно некоторых из английских священнослужителей, постоянно находившихся при Олаве Святом: Сигафрид, Гримкель, Рудольф, Бернхард (Adam, II, 57). Один из них, Гримкель, был придворным епископом и весьма деятельным соратником короля-миссионера; соответственно определилось и его почетное место в дружине и совете конунга.

«Олав конунг велел построить себе усадьбу в Нидаросе. Ему выстроили большие палаты с дверьми с обоих концов. Престол конунга был посредине, а рядом с ним сидел Гримкель, его придворный епископ, и за ним — другие его священники, а с другой стороны сидели его советники. На престоле, прямо напротив конунга сидел его окольничий Бьёрн Толстый и рядом с ним гости. Когда к конунгу приходили знатные люди, их сажали на почетные места. Пиво пили у огня. Каждому из своих людей конунг поручал какое-нибудь дело, как это принято у конунгов. У него было шестьдесят дружинников и тридцать гостей. Он сам устанавливал для них законы и раздавал плату. У него было тридцать работников, которые должны были делать в усадьбе все, что требовалось, и доставлять все необходимое, и множество рабов. В усадьбе стоял большой дом, где конунг собирал своих людей и решал всякие дела» (Сага об Олаве Святом, 57) (Снорри Стурлусон 1995:196).

Жесткая консолидация, сплачивание этого военного коллектива (готового развернуться в простейший государственный аппарат), оформлялась отчетливым, заимствованным из западной культуры христианским антуражем; передача его в сагах, вероятно, усилена позднейшими впечатлениями «крестовых походов», но нет оснований подвергать сомнению ее зарождение в те времена, когда короли-миссионеры утверждали христианство в сражениях с ополчениями бондов-язычников, и их воины могли метить себя в бою знаком креста (на шлеме или щите). Еще более достоверно требование обязательного крещения дружинников конунга. Выбор веры в этом случае определялся, как уже отмечено, верностью конунгу, и для его активных сторонников не представлял проблемы:

«Все с этим согласились, пошли к конунгу и сказали, что хотят креститься. Священники крестили их, а епископ благословил. Конунг взял их в свою дружину и сказал, что они будут сражаться под его знаменем (в другом месте указывается: «У него было белое знамя со змеем», традиционным языческим символом военной мощи конунга.— Г. Л.). …У нас у всех будет одинаковый знак. На щитах и шлемах белой краской мы поставим святой крест. Когда мы пойдем в бой, пусть у всех нас будет один клич: вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга!» (Сага об Олаве Святом, 205) (Снорри Стурлусон 1995: 349).

Боевой клич дружины Олава Толстого в его последнем сражении при Стиклестаде 29 июля 1030 г. — «Fram, fram Kristmenn, Korsmenn, Kongamenn!» — стал на многие века национальным лозунгом норвежских войск.

Опираясь на дружину и войско, конунг провозглашает своей высшей целью утверждение в стране христианства, ради чего принимаются самые радикальные и жестокие меры. «Он сказал, что собирается возвестить христианство во всей своей державе и ввести его в Норвегии, или умереть» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 103) (Снорри Стурлусон 1995: 133). «Тех, кто не хотел отказываться от язычества, он жестоко наказывал, некоторых он изгонял из страны, у других приказывал покалечить руки или ноги или выколоть глаза, некоторых он приказывал повесить или обезглавить и никого не оставлял безнаказанным из тех, кто не хотел служить богу» (Сага об Олаве Святом,73) (Снорри Стурлусон 1995:211).

Вместе с конунгом и его дружиной, естественно, борются с язычеством, сражаясь против сил земных и небесных, препятствующих миссионерским усилиям, королевские священники во главе с епископом. Они готовы оказать помощь и против людей, и против стихий, сопровождая конунга в его морских походах: «…снова во фьорде орудует страшный ветер и метет вьюга. Конунг простоял там несколько дней, но погода была все такой же. Тогда конунг обратился к Сигурду епископу и спросил его, не может ли он как-нибудь помочь в этой беде… Сигурд епископ надел все свое облачение и пошел на нос корабля конунга. Он велел зажечь свечи и стал кадить. Потом он поставил распятие на нос корабля и читал евангелие и многие другие молитвы. Наконец, он окропил святой водой весь корабль. Затем он велел убрать шатры и грести во фьорд… Один корабль плыл за другим по совершенно свободной воде», — и, преодолев сопротивление стихий, конунг с дружиной приступают к делу. «Олав конунг сразу же поднялся со своим войском к усадьбе [Рауда, одного из знатных местных предводителей-язычников]. Рауд был схвачен и связан, других людей, которые там были, убили или взяли в плен… Конунг велел привести к нему Рауда и предложил тому креститься». Предложение было отвергнуто. Тогда «он велел взять Рауда, привязать его лицом вверх к бревну и вставить ему палку между зубов, чтобы его рот был открыт. Затем он велел принести змею и приставить ее ко рту Рауда. Но змея не хотела вползти в рот и лезла, извиваясь, назад, потому что Рауд дул на нее. Тогда конунг велел принести пустой стебель дудника и вставить его в рот Рауду… Змею заставили вползти, поднеся к ее хвосту раскаленное железо. Она вползла в рот Рауда, а затем в горло и прогрызла ему бок. Тут Рауд простился с жизнью. Олав конунг захватил там много серебра и золота, и другого добра, оружия и разных драгоценностей. А всех людей, которые были с Раудом, конунг велел крестить, а тех, кто не хотел креститься, он велел убить или пытать» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 79,80) (Снорри Стурлусон 1995: 146-147).

Миссионерство в этой, совершенно викингской, манере вызывало неизбежное и упорное сопротивление, постоянно возобновляющееся: «—Сказать Вам по правде, во Внутреннем Трандхейме почти все еще остаются язычниками по вере, хотя некоторые там крещены», — уведомляют Олава Толстого его сторонники. «Двенадцать человек устраивают жертвенные пиры, и этой весной пир должен давать Эльвир. Он сейчас в Мэрине и занят тем, чтобы доставить туда все необходимое для пира». Конунг немедленно принимает жесткие меры, отправляясь в карательный рейд:

«Конунг подошел к Мэрину ночью и тут же окружил все дома. Эльвир был схвачен, и конунг приказал убить его и многих других. Конунг захватил все, что было приготовлено для пира, и велел отнести на свои корабли. Кроме того, он захватил все добро, которое там было: ковры, одежду, дорогие украшения, и разделил эту добычу между своими людьми» (Сага об Олаве Святом, 109) (Снорри Стурлусон 1995: 255).

Иногда, впрочем, конунг-миссионер вступает в переговоры с захваченным хавдингом:

«И вот Эйвинда привели к конунгу для разговора. Конунг потребовал от него, как и от других людей, чтобы тот крестился. Эйвинд отказался наотрез. Конунг ласковыми словами уговаривал его принять христианство, и он, как и епископ (Сигурд, деятельно участвующий в проповеди. — Г. Л.), привел много доводов. Но на Эйвинда это не подействовало. Тогда конунг предложил ему богатые подарки и пожалования. Но Эйвинд отверг и это. Тогда конунг стал грозить пытками или смертью. Но и это не подействовало на Эйвинда. Тогда конунг велел принести чашу, полную горячих угольев, и поставить ее на живот Эйвинду. Живот у того вскоре лопнул» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 76) (Снорри Стурлусон 1995:144).

Чтобы сломить сопротивление местной знати и объединяющихся вокруг нее бондов, конунги уничтожают языческие святилища и сокрушают идолов:

«Олав конунг пошел в капище, и с ним несколько его людей и некоторые бонды. Когда конунг пришел туда, где стояли боги, там сидел Тор, самый почитаемый из богов, разукрашенный золотом и серебром. Олав конунг поднял позолоченный жезл, который у него был в руке, и ударил Тора так, что тот упал со своего престола. Тут подоспели люди конунга и сбросили всех богов с их престолов. А пока конунг был в капище, Железный Скегги («могучий бонд», предводитель местных бондов. — Г. Л.) был убит перед дверьми капища. Это сделали люди конунга» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 69) (Снорри Стурлусон 1995: 141).

Как и в усадьбах своих врагов, в капищах конунг захватывает золото и другие сокровища, посвящавшиеся местным божествам:

«После этого он плывет в Хладир и велит разрушить капище и взять из него все добро, а также снять все украшения с богов. С двери капища он взял себе большое золотое кольцо, которое было изготовлено по распоряжению Хакона ярла. Затем Олав конунг велел сжечь капище» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, 59) (Снорри Стурлусон 1995: 136).

Деятельность королей-миссионеров не была, однако, исключительной вакханалией военного насилия. Идеологическая борьба допускала и форму публичного диспута, правда, в присутствии вооруженной силы конунга, со вполне предопределенным исходом: