Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Третий польский поход был нацелен на Псков. Падение этой твердыни стало бы для Московии настоящей катастрофой. Но орешек оказался крепким. Гарнизон стойко выдержал многомесячную осаду, хоть не получил от Ивана никакой поддержки. Эта героическая оборона спасла Русь от полного поражения. У короля кончились деньги оплачивать наемников, и он согласился на переговоры.

Иван ухватился за предложение, подписал договор, по которому отказывался и от Ливонии, и от Полоцка. В следующем 1583 году царь заключил мир с Швецией, так и не получив морского порта. Гигантские жертвы и затраты четвертьвековой войны оказались напрасными.

Репрессии Ивана Грозного

Даже в те суровые времена кровавые вакханалии Ивана IV потрясали воображение современников.

Иван был жесток и в юности. Пишут, что в детстве он забавлялся тем, что бросал с теремной крыши собак и кошек, а на улице для потехи затаптывал конскими копытами прохожих. К тому же он был вспыльчив, а во второй половине жизни подвержен приступам неконтролируемой ярости. Были ему присущи и садистские наклонности — царь упивался видом страданий.

Наверняка в описаниях Ивановых зверств есть преувеличения — как это всегда бывает. Рассказы о казнях грозного московского царя сохранились главным образом в изложении иностранцев, часто писавших понаслышке — русские в те времена записок не вели. Но есть своего рода самопризнание — «Синодик», составленный Иваном для поминания жертв. Царь был набожен и, как водится у психически нездоровых людей, припадки возбуждения (когда он лил кровь) сменялись у него периодами депрессии (когда он каялся). Всех замученных и убитых Иван, конечно, записать не мог. В конце жуткого документа сказано: «Помяни, господи, и прочих, в опритчину из-биенных всякого возраста, мужеска полу и женьска, их же имена Сам веси, Владыко». Царские записи «для памяти» выглядят деловито: такого-то числа «отделано 369 человек», такого-то числа «26 человек ручным усечением живот свой скончаша», совсем лаконичное «псковичи з женами и з детми 30 человек» и так далее.

Было несколько волн террора, перемежавшихся относительными затишьями. Кровь лилась потоками в 1565 году, в 1568, в 1569, в 15701571, в 1575 (когда царь расправился с самими опричниками).

Авторы, ищущие в репрессиях Грозного рациональную составляющую (как было принято у советских историков), писали, что царь последовательно уничтожал боярскую, церковную, региональную оппозицию, «чистил чистильщиков» и прочее. Известно, что грозный диктатор Сталин высоко чтил Ивана IV и лишь сетовал, что тот «недорезал» бояр. Однако, если проследить за ходом событий, видно, что никакой логики в репрессиях не прослеживалось. Чем меньше Иван встречал реального противодействия (а его и вначале не было — максимум робкие жалобы), тем суровей становились казни, царь будто распалялся от собственного всевластия.

Немец Альберт Шлихтинг, семь лет вблизи наблюдавший придворную жизнь, пишет: «При дворе тирана не безопасно заговорить с кем-нибудь. Скажет ли кто-нибудь громко или тихо, буркнет что-нибудь, посмеется или поморщится, станет веселым или печальным, сейчас же возникает обвинение, что ты заодно с его врагами или замышляешь против него что-либо преступное».

Не только двор, но и вся страна будто окоченели от ужаса.

Борис Годунов

При недееспособном царе Федоре управление страной всё равно осуществлялось в единовластном режиме, просто правил не монарх, а главный министр (можно назвать полномочия Годунова и так). Сложившейся системы это никак не меняло, сакральность государя сохранялась, а кто именно наверху принимает решения, народу было все равно. Необычным было лишь то, что власть оказалась в руках у человека весьма скромного происхождения. Мы даже не знаем, когда точно родился Борис Федорович Годунов — то ли в 1551 году, то ли в 1552.

В прежние, доопричные времена у отпрыска мелкого дворянского рода не было бы шансов подняться столь высоко — все места близ государя предназначались для боярства. Но в турбулентные времена Ивановой паранойи возник новый «социальный лифт» — опричнина. На нем Годунов и поднялся. Первым шагом наверх для него стала женитьба на дочери страшного человека Малюты Скуратова, главного опричного палача, пользовавшегося доверием царя. Чистка, устроенная Грозным в 1575 году среди опричной верхушки, подняла Бориса еще выше, а венцом его придворных успехов стал брак второго царского сына Федора на годуновской сестре Ирине. Казалось, событие это было малозначительным, никто не предполагал, что нездоровый царевич может стать государем. Тем не менее по статусу царского свойственника Борису Годунову полагалось боярское звание, и он вошел в эшелон высшей аристократии. Потом, после драматичной смерти старшего царевича Ивана Ивановича, Федор сделался наследником. Когда по смерти Ивана Грозного при нездоровом царе создавался совет опекунов (то есть регентов), брат царицы не мог в него не войти.

После этого интригами, а возможно и убийствами (это не доказано, но вполне вероятно), Борис избавился от других регентов и к 1587 году сосредоточил в своих руках все властные полномочия. У него даже было особое, небывалое прежде титулование: «царский шурин и правитель».

Колонизация Сибири

Если экспансия Москвы на запад шла с большим трудом, требуя войн с соседними державами, то движение в восточном направлении происходило само собой, почти без усилий со стороны государства и с минимальными затратами. После падения Казанского ханства в той стороне оставалось только одно государственное образование, очень слабое — Сибирское ханство, осколок былого Улуса Джучи.

Освоение лесных просторов Приуралья, богатых главным тогдашним ресурсом, пушниной, вели не великокняжеские воеводы, а предприимчивые купцы-промышленники. Они снаряжали экспедиции за собственный счет. Это были сугубо коммерческие предприятия. Вооруженный отряд продвигался на восток, ставил на новом месте крепость, и она превращалась в центр, куда со всей округи доставляли меха — как собственные охотники, так и обложенные «пушной данью» местные племена. Потом следовал следующий бросок на восток, и еще, и еще. В конце концов эта ползучая промышленная экспансия добралась до Урала.

Снаряженная в 1582 году экспедиция атамана Ермака продвинулась еще дальше, за Уральскую гряду, и нанесла поражение войску сибирского хана Кучума. Известно, что отряд состоял всего из 540 человек, но для тех пустынных краев, да еще при огнестрельном оружии, это была грозная сила. У Эрнана Кортеса, завоевавшего Мексиканскую империю, людей было не больше.

Дальше Ермак не двинулся, завоевательных планов у него не было, а царь Иван в далекой Москве самоуправной инициативой был недоволен — боялся, что вдобавок к западным и южным проблемам прибавится восточная. Не получив серьезной подмоги, Ермак пал в бою с татарами, остатки его отряда вернулись обратно.

Но при Годунове великое движение на восток развернулось уже на государственном уровне. Почти каждый год за Урал отправлялся очередной воевода с войсками, имея задание построить крепость или заложить город, который затем становился центром русского влияния. Татарские царевичи один за другим переходили на московскую службу, и Сибирское ханство прекратило свое существование.

При Годунове были основаны города Тюмень, Тобольск, Томск, Нарым. Пушнина становилась всё более прибыльной статьей русского экспорта, а Сибирь превратилась в один из главных наполнителей царской казны.

Глава вторая

ВТОРОЕ ГОСУДАРСТВО

ОСНОВНОЕ

При недееспособном монархе Федоре Иоанновиче государство «ордынской» архитектуры существовало и даже развивалось, поскольку все четыре несущие опоры не нарушились, но с пресечением династии (1598) высшая власть утратила одну из них — свой полубожественный ореол. Государство немного постояло на трех оставшихся колоннах, но при первом же потрясении, не особенно сильном, с грохотом рассыпалось.