Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

времени не допускать безапелляционных и безответственных высказываний в адрес политики Юстиниана, вводный очерк д-ра Прайса отличается взвешенным тоном, делающим его полезным инструментом введения в избранную нами тему. Р. Прайс не сомневается в том, что авторство политики, проводимой Юстинианом, принадлежало ему самому[154] и что роль Феодоры сводилась к поддержанию политики ее мужа[155]. Далее, не допуская того, что в деле осуждения Трех Глав Юстиниан был слепым орудием оригенистов во главе с Феодором Аскидой[156], Прайс тем не менее подчеркивает важную роль, которую сыграли именно оригенисты в инициировании этого дела[157]. При этом он уверен, что главной причиной осуждения Трех Глав были требования политики примирения с антихалкидонитами, а не оригенистский спор сам по себе[158]. Разделяя в целом тональность и способ изложения Р. Прайсом причин и событий политики Юстиниана по отношению к антихалкидонитам, укажем здесь на один пункт, в котором наши позиции расходятся. По нашему мнению, Р. Прайс не вполне верно оценивает роль и место Иакова Барадея в контексте религиозной политики Юстиниана. Согласно его изложению, Иаков играл вполне самостоятельную роль, которая хотя и не могла привести к созданию независимой монофиситской Церкви, однако же представляла для имперской Церкви известную опасность[159]. Анализ Р. Прайсом событий церковной политики Юстиниана доводится им до Пятого Вселенского Собора, и можно только пожалеть о том, что он не формулирует своей точки зрения относительно достаточно трудного для интерпретации и плохо документированного периода 553–565 гг., в частности не анализирует вопроса о позиции Юстиниана по отношению к ереси афтартодокетов, в приверженности которой его зачастую обвиняют.

Источники

При написании данной работы мы старались привлечь весь комплекс известных в настоящее время источников по царствованию императора Юстиниана, как содержащих интересующие нас сведения, так и относящихся к эпохе его правления в целом. Нами также привлекались источники, не затрагивающие напрямую данную эпоху, однако служащие для прояснения некоторых аспектов относящихся к религиозной политике Юстиниана событий, продолжавших оказывать влияние на последующую историю.

Задействованные нами источники составлены на греческом, латинском, сирийском, арабском и эфиопском языках. Время их составления относится к периоду с VI по XIV в. По своему жанровому составу они подразделяются на: 1) законодательные сборники; 2) официальную переписку; 3) акты Вселенских и поместных Соборов; 4) богословские и вероучительные сочинения; 5) религиозно-полемические сочинения; 6) хроники; 7) нарративноисторические сочинения светского и церковного содержания; 8) жития; 9) частную эпистолографию; 10) сборники смешанного содержания[160]. По своей конфессиональной направленности авторы источников делятся на православных (халкидонитов, мелькитов), антихалкидонитов (монофиситов) и несториан. Всего в данной работе привлекается порядка 80 источников[161], что составляет абсолютное большинство источников, прямо или косвенно затрагивающих эпоху Юстиниана.

Источники использовались нами с учетом их жанровых особенностей с целью извлечения из них фактов политики императора Юстиниана в отношении антихалкидонитов. Данные, полученные путем сквозного изучения источников, привлекались нами в сравнении с данными других источников с целью их верификации. В большинстве случаев источники использовались на языке оригинала. В отдельных случаях, когда мы пользовались переводами, части, задействованные нами в исследовании, сверялись с оригиналом. Использование нами переводов во всех случаях оговаривается.

В подавляющем своем большинстве используемые нами источники являются традиционными и хорошо известными в исторической науке, и потому мы не считаем необходимым приводить здесь их общую характеристику, которую практически во всех случаях можно легко найти в классическом компендиуме по источниковедению истории Византии Иоанниса Карайаннопулоса и Гюнтера Вайса[162], в сочинениях по византийской литературе Карла Крумбахера[163] или Герберта Хунгера[164]. Относительно сирийских источников можно специально рекомендовать работы Антона Баумштарка[165] и Игнасио Ортиса де Урбины[166], а также во многом устаревший, но не перестающий быть полезным перевод на русский язык работы В. Райта «Краткий очерк истории сирийской литературы» под редакцией П.К. Коковцева[167]. Также много информации общего характера по отдельным авторам и их сочинениям содержится в академическом издании «Культура Византии»[168] и в продолжающемся справочном издании «Православная Энциклопедия».

Что касается небольших по объему источников, которые привлекаются нами для дополнительной иллюстрации частных сюжетов, то их характеристика с оценкой их важности и ссылкой на необходимую литературу обыкновенно будет приводиться нами по ходу текста.

Глава I

Церковно-политическая ситуация

от окончания Халкидонского собора (451 г.) и до начала восстания Виталиана (513 г.)

Посланием, отправленным в начале ноября 451 г., ведущие участники Халкидонского Собора информировали его инициатора, римского епископа Льва, о его завершении и результатах. Пространный документ затрагивал основные темы, рассмотренные на Соборе: низложение Диоскора, изложение веры в духе «Томоса» папы Льва и болезненный для Римской кафедры вопрос об утверждении юрисдикции Константинопольского патриарха над диоцезами Фракии, Асии и Понта, а также о признании его вторым по чести после Римского епископа[169]. О том же извещали понтифика послания императора Маркиана и патриарха Константинопольского Анатолия, написанные 18 декабря того же года[170]. Император и патриарх просили Льва утвердить новые привилегии столичной кафедры, против принятия которых на Халкидонском Соборе возражали легаты папы. В ответ папа Лев в своих посланиях императору Маркиану, августе Пульхерии и Анатолию Константинопольскому решительно отверг притязания столичной кафедры на новую юрисдикцию, ссылаясь на незыблемость канонов Никейского Собора и указывая на непризнание Римом канона Константинопольского Собора 381 г., впервые даровавшего столичной кафедре первое место по чести после Римской[171].

Если в отношениях Римского папы, с одной стороны, императора и патриарха Константинопольского — с другой, на первое место вышла тема 28-го канона Халкидонского Собора, касавшегося статуса Константинопольской кафедры[172], то на Востоке камнем преткновения стали по преимуществу вероучительные вопросы. Обстоятельства проведения Халкидонского Собора, а также целый ряд принятых на нем решений вызвали в восточных патриархатах — Александрийском, Антиохийском и образованном непосредственно на Соборе Иерусалимском — немедленный кризис. Что касается Александрии, весть о низложении патриарха Диоскора, пользовавшегося большим авторитетом и любовью у своей паствы, вызвала широкое возмущение. Ряд египетских епископов, признавших низложение своего патриарха и поставивших подписи под соборными актами, подняли перед светскими властями Александрии вопрос о поставлении нового патриарха. В силу того, что Диоскор был еще жив, собравшимся представителям клира и виднейших граждан Александрии проблема с его замещением представлялась трудноразрешимой. В конце концов с подачи упомянутых епископов было принято решение выдвинуть кандидатуру Протерия, который в свое время был назначен Диоскором протопресвитером и управлял делами Александрийской Церкви в отсутствие патриарха.

Протерий был рукоположен. Впрочем, значительная часть