Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

это. Но на этом он, в отличие от Зинона и Анастасия, не остановился: он также попытался внести вклад в решение самих богословских вопросов, и не только посредством власти или репрессий, но и посредством того, что двинул вперед христианскую мысль»[134].

Во второй части своей статьи Мейендорф переходит к анализу богословского содержания конфликта между православными и монофиситами, а также позиции Юстиниана в этом конфликте[135]. Для него само собой разумеющимся является факт, которым пренебрегают практически все западные исследователи, говорящие о «деспотизме» Юстиниана в церковных делах или о его «цезаропапизме»: «Сам Юстиниан и его советники по богословию вскоре поняли, что критику со стороны монофиситов не следует встречать только отрицательными и авторитарными ответами. <..> Они с болью осознали тот факт, что Халкидон, как независимая формула, не был окончательным решением насущной христологической проблемы»[136]. Далее Мейендорф стремится показать, что богословские принципы, которыми руководствовался Юстиниан и которые зачастую принято называть «неохалкидонизмом», не были чем-то принципиально новым и вытекающим из «деспотического» характера решений «богословствующего дилетанта» на троне, но являлись развитием некоторых положений и интенций, имевших место еще во время проведения Халкидонского Собора в 451 г.[137] Непреложное понимание Юстинианом политической цели религиозного единства — достижения прочного политического единства Империи — и тонкое знание богословской проблематики, по мнению о. Иоанна, привели Юстиниана к необходимости проведения Пятого Вселенского Собора (553 г.), увенчавшего спор о Трех Главах[138]. Таким образом, Мейендорф, в отличие от большинства западных исследователей, далек от мысли о том, что этот спор был вызван чьими-то интригами, в сети которых якобы попался наивный император.

В целом Мейендорф отмечает бесспорную важность эпохи Юстиниана в богословском отношении, утверждая, что «содержание христианского богословия эпохи Юстиниана заслуживает, особенно в наши времена, большего уважения (greater appreciation), нежели то, которое ему до сих пор оказывалось. <..> Для того чтобы понять богословские достижения эпохи Юстиниана, надо вполне воздать должное (to give full credit) восприятию Христа Кириллом [Александрийским] и Юстинианом»[139]. Давая оценку итогам правления Юстиниана в деле примирения с монофиситами, он говорит следующее: «Очевидным образом Юстиниану не удалось примирить восточное христианство с Западом и с собой. Социальные и политические последствия окончательного отпадения на Востоке подавляющего большинства не говорящих по-гречески христиан от имперской Церкви окажутся неисчислимыми. Но также важно признать, что великие дебаты Юстинианова правления с богословской точки зрения были наиболее плодотворными в христианской истории и могут даже возыметь особую и достаточно неожиданную важность в свете наших собственных современных категорий мышления»[140].

Другой важной работой указанного направления явилась книга Астериоса Геростергиоса «Юстиниан Великий — император и святой»[141]. Основной задачей автора, сформулированной им во введении, было «прояснить и оценить религиозные убеждения Юстиниана»[142]. Для этого он прежде всего вычленяет из письменного наследия императора его богословские сочинения, дает им краткую характеристику и выясняет на их основе систему богословских взглядов Юстиниана в целом[143]. Затем Геростергиос кратко разбирает политику Юстиниана по отношению к различным нехристианским религиозным группам[144]. Для нас специальный интерес представляет глава 5 работы автора[145], где разбирается отношение императора к еретикам, под которыми Геростергиос понимает по преимуществу монофиситов.

Геростергиос выделяет в политике Юстиниана по отношению к монофиситам три периода: 1) 518–536 гг., ознаменованные обсуждением так называемой теопасхитской формулы; 2) 536–553 гг., отмеченные спором о Трех Главах и завершившиеся Пятым Вселенским Собором; 3) 553–565 гг., прошедшие в попытках императора провести определения этого Собора в жизнь[146].

Изложение Геростергиосом фактов церковной политики Юстиниана в целом представляется вполне традиционным и основывается главным образом на вторичной литературе. От многих западных работ его отличает лояльный тон по отношению к Юстиниану, который признается Православной Церковью святым. Достаточно необычно автор описывает роль Феодоры: он полагает, что ее благосклонность к монофиситам была всего лишь обычным проявлением милости, а вовсе не продолжением монофиситских убеждений императрицы, как это трактуется практически всеми исследователями[147]. Впрочем, в этом и в других случаях изложение Геростергиоса обнаруживает тенденцию просто обходить некоторые «острые углы», когда на основании источников в каких-то эпизодах образ Юстиниана оказывается менее выигрышным. Так, поведение Феодоры во многих случаях трактуется как противоречащее политике Юстиниана: Геростергиос обходит этот вопрос, давая понять, что никакой политики Феодоры не существовало, однако ничем не обосновывая данной позиции. В другом месте он говорит о свержении папы Сильверия и поставлении папы Вигилия как о проходном эпизоде, не указывая на то, что этот эпизод вызвал возмущение на Западе и очень повредил образу императорской четы в глазах западного духовенства[148]. С другой же стороны, Геростергиос оказывается слишком зависим от западных источников и вторичной литературы, повторяя, например, их сообщения о том, что спор о Трех Главах был вызван интригами оригенистов, главным образом Феодора Аскиды, и не учитывая мнения некоторых исследователей, в частности о. Иоанна Мейендорфа, о нелепости такого предположения[149]. Далее, создавая полностью положительный образ Юстиниана, Геростергиос утверждает о нелепости обвинений императора в том, что он впал в ересь афтартодокетизма. В пользу своего мнения исследователь приводит четыре вполне обоснованных аргумента, которые подвергают сомнению известное место из «Церковной истории» Евагрия, однако не дает альтернативной картины событий с учетом весьма важных сведений, сохранившихся в «Хронике» Михаила Сирийца. О некоторых весьма существенных для истории нашего вопроса сюжетах, как, например, о личности и деяниях Иакова Барадея, Геростергиос не высказывается вовсе.

Последнее на настоящий момент последовательное изложение политики Юстиниана по отношению к антихалкидонитам с разбором как исторической, так и богословской стороны вопроса принадлежит британскому историку Ричарду Прайсу, подготовившему изданный в 2009 г. перевод актов Пятого Вселенского Собора в Константинополе (553 г.)[150]. Наряду с переводом актов Собора и сопутствующих документов, важных для понимания исторического контекста, это издание содержит введение, дающее обстоятельный и полезный очерк истории церковно-политического конфликта вокруг Халкидона со времени его возникновения в 451 г. и вплоть до Пятого Вселенского Собора. Отдельная глава посвящена специально политике императора Юстиниана по отношению к антихалкидонитам[151]. Книга д-ра Прайса писалась с учетом новейших работ в сфере изучения данной темы, к каковым принадлежит монография д-ра Фолкера Менце[152], а также оригинальный немецкий текст нашей монографии и опубликованные на данный момент на русском языке отдельные ее главы. Монография Ф. Менце, написанная в весьма сочувственном к политике Юстиниана тоне, по словам д-ра Прайса, преобразила его понимание отношений между императором и нехалкидонитами[153]. Соответственно, основанный на новейших работах и следующий все более заметной тенденции последнего