Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин

оно имело место) более чем 10-летней давности. Почему же столь щепетильный автор статьи не выступил тогда с подобным обвинением, а ждал случая, когда наконец выйдет неудачная, по его мнению, книга Эйдельмана. Что же касается читателя, то это просто нечестная игра по отношению к нему. Мы не читали по-украински статьи С. Кравченко и не можем проверить, о чем идет речь, а тон автора, увы, не убеждает.

От чьего имени выступает автор статьи, по какому праву и кем предоставленному он дает нам, читателям, указание, что книгу «следует считать» неудачей автора?

Ни о какой вседозволенности в творчестве не говорит Н. Эйдельман, к счастью, обе статьи на одной странице, и не надо пытаться прочесть в статье Эйдельмана то, чего в ней нет.

Мы знаем И. Зильберштейна как литератора старого поколения, которому должны быть присущи определенная культура общения и этика в споре. Эта статья, писанная пером, обмекнутым в желчь, похожа на пасквиль. Ее тон и стиль еще как-то можно было бы себе представить у начинающего, бойкого и напористого литератора, но их трудно связать с именем серьезного, вдумчивого исследователя.

Мне бы хотелось, чтобы те, кто занимался публикацией этой статьи, прочли мое письмо, видя в моем лице человека, не причастного к литературе, но здравомыслящего читателя, не привыкшего верить необоснованной брани.

С уважением,

С. К., инженер

Ленинград

Полное имя и отчество указаны на почтовом конверте; попытки установить фамилию автора по обратному адресу (его необходимо было указать, чтобы письмо не сочли анонимным) оказались безуспешными в силу действующего законодательства о так называемых персональных данных.

44. Письмо Н. М. Слепаковой (Ленинград) в редакцию «Литературной газеты» на имя С. Селивановой, 26 января 1984

Уважаемая тов. Селиванова!

Я никоим образом не хочу вмешиваться в полемику И. Зильберштейна с Н. Эйдельманом по сути. Но Зильберштейн озаглавил свою статью – «Подмена сути!», и это дает мне право напомнить автору и редакции, что по сути-то в таком тоне не разговаривают.

Диковинен по нынешним временам стиль критики Зильберштейна.

Здесь есть и прямая ложь – будто бы в «одной из московских газет» Эйдельман опубликовал свой материал без ссылки на первооткрывателя; будто бы интереснейшее и серьезнейшее исследование Эйдельмана «Грань веков» является «описанием интимной жизни исторических лиц, прежде всего особ императорской фамилии»… Такие утверждения, увы, основаны на глубочайшем презрении Зильберштейна к читателям, которые, по его мнению, в невежестве своем историко-литературоведческих книг не читают. (Парадоксально то, что обвинения Зильберштейна, вероятно, послужат рекламой для многих подлинных невежд, которые кинутся к книгам Эйдельмана в поисках «клубнички».)

Здесь есть и откровенное ханжество. Обвинив Эйдельмана в «пристрастии ко всякого рода скабрезностям», Зильберштейн горделиво противопоставляет ему собственное целомудрие, похваляясь тем, что в свое время воспрепятствовал опубликованию писем Екатерины II к Потемкину, которые, якобы, «не имели никакого отношения ни к литературе, ни к истории и отличались изрядным количеством интимных подробностей». Но, во-первых, так ли это? Мы об этом из‐за Зильберштейна судить не можем. А во-вторых, разве процесс познания истории остановился на Зильберштейне? Разве нельзя предположить, что эти письма в дальнейшем понадобятся исследователям и литературы, и истории? Наконец, можно ли похваляться отрицательным деянием – неопубликованием исторического документа? Позиция не ученого, а настоятельницы женского монастыря…

Встречаются здесь и вовсе не относящиеся к делу попытки скомпрометировать оппонента. Чего стоит мельком брошенный намек, что начинал Эйдельман с повести о доисторическом человеке? Расшифровывается он, видимо, так: глядите, ничем не брезговал! Но далеко не каждый литератор сразу находит свою тему, свою «специальность» (возможно, эти метания дебютантов знакомы и Зильберштейну?). А многие писатели и вовсе не с литературы начинали: были среди них и чиновники, и бурлаки, и фельетонисты – куда как компрометантно!

Присутствует здесь и старинный – но, стало быть, не устарелый! – метод подмены личности автора личностью его персонажа. Ведь это вовсе не Н. Эйдельман, а его персонаж, А. Ф. Закревская, повествует в книге «Большой Жанно» о пикантной встрече пушкинских пассий возле его гроба. Это характеризует ее самоё и ее эпоху, но никак не Эйдельмана, которому инкриминируется приверженность к «интимностям»…

Все это заставляет предположить, что И. Зильберштейн в своей критике далек от объективности и использует страницы «Литературной газеты» для недоброжелательных выпадов против Н. Эйдельмана. Сама его стилистика, его наставнический, не подлежащий обжалованию тон свидетельствуют об этом: «Ничего путного не получилось из замысла… Явной неудачей следует считать книгу „Большой Жанно“…» и т. п.

В связи с этим меня очень удивляет позиция «Литературной газеты», поручившей критику книги Эйдельмана его заведомому недоброжелателю, «подменившему суть» полемики брюзгливым менторством и поиском компрометантных деталей; обидно за газету, допустившую на своих страницах статью такого тона.

С уважением,

член Союза писателей Н. Слепакова

26 января 1984 г.

Нонна Менделевна Слепакова (1936–1998) – поэт и переводчик, драматург; родилась в Ленинграде, окончила Библиотечный институт им. Крупской (1958), по распределению работала в типографии «Печатный двор»; с 1958‐го участница ЛИТО при ДК им. Первой пятилетки (руководитель Глеб Семенов); в 1962‐м вышел первый сборник стихов.

45. Письмо З. Я. Софры (Ворошиловград) Н. Я. Эйдельману, [январь 1984]

Уважаемый Натан Яковлевич!

Прочел во втором номере ЛГ злобствующего Зильберштейна и впервые решился написать.

Ваши книги «Апостол Сергей» и «Большой Жанно» сияют среди большой кучи макулатуры всяких графоманов. Они очень личные (Ваши!), и это самое главное.

Я не специалист в истории и литературе, а то, что вы пишете, мне очень нравится. Мне так захотелось поддержать Вас в этот момент.

Не бросайте своей работы, пишите свои книги, я думаю, что найдутся еще не только читатели, а и люди, которым нужны Ваши книги. Именно Ваши, так не похожие на все другие, и это самое главное.

Поздравляю Вас и Ваших близких с Новым годом, желаю Вам успехов в жизни. Будьте здоровы, с глубоким уважением,

З. Софра

P. S. Извините, что напомню Вам мысль, кажется Шопенгауэра: «Литература, как зеркало, поэтому осел увидит там только осла»[608].

Зиновий Яковлевич Софра (1923–2012) родился в Ворошиловграде, с началом войны эвакуирован с родителями в Узбекскую ССР, где закончил школу, после чего призван в ряды РККА, фронтовик, в 1945‐м демобилизован в звании младшего сержанта; окончил географический факультет Ворошиловградского пединститута (1950), работал учителем географии в школе, в 1956‐м принят на должность ассистента кафедры географии Ворошиловградского (с 1958 – Луганского) пединститута; впоследствии эмигрировал, умер в США.

46. Письмо В. Л. Степанова (Тамбов) в редакцию «Литературной